Утраченные иллюзии, или Как Международный уголовный суд стал юридическим ничтожеством

RT публикует полный текст статьи Д. А. Медведева «Утраченные иллюзии, или Как Международный уголовный суд стал юридическим ничтожеством».

                                                                                    Quod licet Iovi, non licet bovi

Мир меняется. И далеко не всегда в лучшую сторону. На наших глазах произошло стремительное вырождение многих наднациональных правовых структур, которые пали жертвой своей зависимости от воли, финансов и системы ценностей так называемого коллективного Запада.

Подобную картину мы, например, наблюдаем с Международным уголовным судом (МУС, он же — Гаагский уголовный суд, далее также — Суд). Благие намерения, которыми руководствовались его создатели два с половиной десятилетия назад, со всей очевидностью вымостили дорогу в ад. И чем дальше, тем более реальный.

Это прискорбно, но, к сожалению, более чем закономерно. Достаточно вспомнить историю этого правового института, который за относительно короткое время прошёл путь от мнимой востребованности к полной бесполезности на грани абсурда, ангажированности и цинизма. Важно понять, чем обусловлены его нынешние действия, как на них реагировать и что в итоге должно прийти на смену этому международному органу, который так быстро себя скомпрометировал.

1.

Когда-то всё начиналось почти торжественно. Стремление к справедливости — цель, которая во все времена объединяла миллионы людей на планете. История хранит свидетельства того, как рушились целые империи, властители которых в некий момент впадали в эйфорию от собственной безнаказанности и были во мгновение ока сметены гневом народа. Однако руками национальных органов правосудия привлечь сильных мира сего к ответственности за преступления против общественного блага и человечности, как правило, очень сложно. Поэтому такую задачу ставят перед собой наднациональные органы юстиции, не подчинённые властям того или иного государства.

Создание международных уголовных судов после Второй мировой войны стало первой в истории попыткой утвердить верховенство Закона в глобальном масштабе, добиться справедливости и подлинного равенства поверх государственных границ, экономических и идеологических барьеров. Нюрнбергский и Токийский трибуналы в своё время выполнили функцию, которую заведомо не могли взять на себя суды Германии, Японии и их бывших союзников.

По завершении работы этих международных судов правоведы разных стран предложили создать постоянно действующий международный судебный орган, который был бы в силах привлечь к уголовной ответственности лиц, виновных в совершении самых тяжких преступлений против человечности. Осуществлению этих планов помешала затяжная холодная война. Лишь на рубеже 80—90-х гг. XX в. работы над учреждением постоянно действующего международного уголовного суда были возобновлены и в 1998 г. завершились подписанием в Риме Статута МУС — его учредительного документа.

Гаагский суд был создан как самостоятельный международный орган. Главным органом управления Судом является Ассамблея государств-участников, в которую входят все государства-члены (на сегодня их 125). Ассамблея имеет Бюро, которое «оказывает помощь Ассамблее в выполнении её обязанностей» (ст. 112(3) Римского статута). Основную функцию, а именно привлечение к уголовной ответственности физических лиц, совершивших «самые серьёзные преступления, вызывающие озабоченность всего международного сообщества», осуществляет собственно МУС. Он состоит из 18 судей, избираемых Ассамблеей государств-участников, Канцелярии Прокурора, избираемого указанной Ассамблеей, и Секретариата. Судьи действуют в составе Палаты предварительного производства, которая даёт разрешение на начало уголовного преследования и выдаёт ордер на арест подозреваемого; Судебной палаты, которая рассматривает дело по существу; Апелляционной палаты, которая рассматривает жалобы на действия и решения нижестоящих палат; а также Президиума, который несёт ответственность, среди прочего, за «надлежащее управление делами Суда, за исключением Канцелярии Прокурора» (ст. 38(3) Римского статута). Президиум возглавляет Председатель Суда.

При этом согласно ст. 119 Статута любой спор относительно судебных функций Суда подлежит урегулированию решением самого Суда. Таким образом, Суд является единственной и высшей инстанцией при рассмотрении споров с его участием, то есть выступает судьёй в собственном деле (что само по себе, строго говоря, противоречит принципу nemo judex in propria causa). Все судьи и иные служащие МУС обладают на территориях государств-участников, в том числе и на территории государства пребывания — в Нидерландах, международными иммунитетами и привилегиями.

Юрисдикция МУС распространяется на самые серьёзные преступления — геноцид, преступления против человечности, военные преступления. Однако универсальной юрисдикции МУС не имеет. Она распространяется лишь на преступления, совершённые на территориях государств-членов или гражданами государств-членов. Кроме этих спорных моментов, в учредительном документе Суда с самого начала содержались и другие положения, которые во многих случаях могли сделать невозможным исполнение его решений (так оно и вышло, о чём чуть позже).

Как бы то ни было, в 2002 г. Статут МУС был ратифицирован необходимым числом государств и 1 июля того же года вступил в силу. В то время обстановка в мире была совсем иной, чем сейчас. Было понятно, что при согласовании текста Римского статута (как любого международного договора) представители более ста государств искали взаимоприемлемые, компромиссные формулировки, стремясь укрепить сотрудничество в этой сфере. И страны, которые последовательно выступали за неукоснительное соблюдение Устава ООН, исходили из того, что постепенно противоречия удастся урегулировать с опорой на ключевые принципы международного права, которые заложены в документах ООН. С учётом этого МИДом России и было в 2000 г. согласовано подписание от имени Российской Федерации Римского статута.

Однако впоследствии деятельность Гаагского уголовного суда быстро показала его политическую ангажированность. Тяжкие нарушения общепризнанных принципов международного права совершил и сам МУС. На таком политико-правовом фоне в 2016 г. Россия приняла решение не участвовать в Римском статуте. В разные годы так же поступили США и некоторые другие страны. С учётом того, что Китай не подписывал Римский статут, три из пяти государств — постоянных членов Совета Безопасности (СБ) ООН в нём не участвуют.

2.

На Гаагский уголовный суд мировая общественность поначалу возлагала серьёзные надежды. Однако уже в момент его создания нельзя было не отметить: эта юридическая конструкция выглядела довольно странно. В её учредительные документы изначально был заложен целый ряд несообразностей, главная из которых — явные противоречия с важнейшими применимыми нормами международного права. Прежде всего с его стержневым источником — Уставом Организации Объединённых Наций. Именно в нём содержатся фундаментальные основы правопорядка в послевоенном мире. При сверке с Уставом ООН разрабатываются универсальные договоры государств, а также многочисленные региональные и двусторонние соглашения.

Статья 103 Устава ООН недвусмысленно предусматривает преимущественную силу его положений по отношению к клаузулам любого иного международного соглашения. По смыслу ст. 38 Статута Международного суда ООН, основными источниками международного права являются международные договоры (как общие, так и специальные), международные обычаи, общие принципы права.

Но в Римском статуте была предусмотрена собственная иерархия источников международного права. Согласно ст. 21 Римского статута, Гаагский суд применяет, во-первых, «настоящий Статут, Элементы преступлений и свои Правила процедуры и доказывания». И лишь во-вторых (да ещё и не во всех случаях) — «применимые международные договоры, принципы и нормы международного права, включая общепризнанные принципы международного права вооружённых конфликтов».

То есть в итоге получается, что общепризнанные принципы международного права, предусмотренные в Уставе ООН, Гаагский уголовный суд может применять, согласно Римскому статуту 1998 г., лишь во вторую очередь, после Статута и после документов, принятых Ассамблеей государств — участников Римского статута и самим Гаагским судом. Таким образом, созданный квазисудебный механизм получил «индульгенцию» в виде права игнорировать Устав ООН и зафиксированные в нём правовые нормы. Фактически подобное искажение соотношения применимого международного права в Римском статуте неприемлемо для всякого суверенного государства, включая и Россию как постоянного члена Совета Безопасности ООН.

Кроме того, используемый в Римском статуте термин «общие принципы уголовного права» по сути некорректен, так как не проводит различий между национальным уголовным правом (например, США) и международным правом, применимым к борьбе с трансграничной преступностью.

Весь этот «понятийный винегрет» очевидно не соответствовал национальным интересам Российской Федерации (как, впрочем, и любого другого суверенного государства). Вопреки отождествлению, иногда предлагаемому в юридической науке, следует проводить различие между Римским статутом — учредительным документом МУС и теми международными соглашениями, которые были достигнуты между СССР и его союзниками (другими великими державами) в период Второй мировой войны, начиная с Декларации четырёх держав, подписанной в Москве 30 октября 1943 г. Тем более что ссылка на эту Декларацию великих держав содержится в ст. 106 Устава ООН. Коренным образом отличается от учредительного документа Гаагского уголовного суда и Соглашение между правительствами СССР, США, Великобритании и Франции о судебном преследовании и наказании главных военных преступников европейских стран оси, заключённое на Лондонской конференции 8 августа 1945 г. Перечисленные выше документы по своему международно-правовому значению — в силу Устава ООН — имеют приоритет в отношении любого документа, изданного Гаагским уголовным судом.

Однако деятелей, которые влияли на развитие МУС, это никоим образом не смущало. При игнорировании этого принципиального политико-правового различия (смешение и первых, и вторых под общим названием «международная уголовная юстиция») проходили, к примеру, пронатовские преследования сербских руководителей в рамках так называемого «Международного трибунала для судебного преследования лиц, ответственных за серьёзные нарушения международного гуманитарного права, совершённые на территории бывшей Югославии с 1991 г.». В отечественных международно-правовых исследованиях такое смешение не допускалось и не допускается. Примеров подобных несоответствий можно привести немало.

3.

В результате судебная практика МУС начала вызывать обоснованные вопросы, и не только у правоведов. Чем дальше, тем больше МУС демонстрировал свою зависимость от политико-идеологических факторов, которые в принципе должны были быть исключены из его практики. Сформировалась очевидная всем склонность этого международного органа осуждать или миловать исключительно в интересах так называемого коллективного Запада на основе его излюбленных двойных стандартов, причём, что любопытно, с заискиванием перед целым рядом стран (и прежде всего США), которые вполне пренебрежительно отзывались о МУС и его практике. Оно и понятно, поскольку в западном мире существует жёсткая иерархия взаимоотношений, которая со всей очевидностью проявилась совсем недавно в «деле Нетаньяху — Галанта и других», когда европейские страны как участники Статута МУС вначале высказали готовность включиться в преследование израильского руководства, а затем, после жёсткой отповеди из Вашингтона, начали поочерёдно заявлять об «исключительном характере этого дела» и отказе от уголовного преследования израильских должностных лиц. Строго говоря, после этого МУС должен был принять решение о самороспуске, потому что большего неуважения со стороны стран — участниц Статута и представить себе невозможно.

В общей сложности, по данным сайта МУС, за более чем 20 лет он рассмотрел 33 дела, часть из которых продолжает рассматриваться. В их числе расследования в отношении ряда политических и военных деятелей из африканских государств (Демократической Республики Конго, Уганды, Судана, Руанды, Кении, Ливии, Кот-д’Ивуара, Мали, Центрально-Африканской Республики). Предполагается, что на их счету — пытки, насилие, грабежи, массовые убийства, похищения людей, уничтожение целых мирных поселений, жестокое обращение с военнопленными и гражданскими лицами, в том числе с женщинами и детьми.

Некоторые фигуранты таких дел действительно были осуждены и заключены под стражу, как правило, это непосредственные исполнители в ограниченном числе стран, должностные лица, против которых были собраны свидетельские показания. Однако ряд высокопоставленных военных преступников так и остались безнаказанными. В их отношении Гаагский уголовный суд показал избирательную слепоту и глухоту.

Бросается в глаза и то, что Гаагский уголовный суд внимательнейшим образом в течение долгих лет рассматривал дела безусловно жестоких, но вполне заурядных главарей этнических банд, серийных убийц и насильников. Даже с руками по локоть в крови соотечественников они не были могущественными политическими фигурами, которые представляли бы опасность для всего человечества. Невольно возникал вопрос, являются ли эти «полевые командиры», предводители конфликтующих африканских племён и прочие уголовники реальными «международными преступниками», с которыми невозможно справиться силами национального правосудия их государств? И чтобы обуздать и привлечь их к ответственности, нужно ли было создавать такой громоздкий и дорогостоящий орган, как МУС?

Неслучайно бывший председатель Комиссии Африканского союза Жан Пинг в своё время сказал журналистам, что Суд является неоколониальной игрушкой. Высказывались мнения, что Гаагский уголовный суд, похоже, заинтересован только в преследовании африканцев, противостоящих западному влиянию, и использовал Африку в качестве «лаборатории для тестирования» международного уголовного правосудия. Показательно, что ещё в 2017 г. Африканский союз принял резолюцию, призывавшую все африканские страны прекратить сотрудничество с МУС в отношении исполнения ордеров на арест африканских подозреваемых и совместно выйти из МУС. То, что МУС действует пристрастно и в интересах группы государств Запада отказывается преследовать лиц из стран НАТО, осознавали представители разных континентов. В том числе по этой причине о своём выходе из Статута заявили, в частности, Бурунди и Филиппины.

Обращало на себя внимание и другое. «Почему-то» в поле зрения МУС упорно не попадали события в странах, где о справедливости, мире и гуманизме можно было только мечтать, но где свои интересы продвигали США и их союзники по Североатлантическому альянсу. Так, военнослужащие стран НАТО почти двадцать лет (с 2001 по 2021 г.) вели активные боевые действия на территории Афганистана — государства, которое присоединилось к МУС в 2003 г. Всё это время, по сообщениям СМИ, они совершали деяния, которые можно было рассматривать как военные преступления. Однако ни разу Гаагский уголовный суд этого не сделал.

Ещё один пример. В ноябре 2017 г. занимавшая тогда должность Прокурора МУС Фату Бенсуда обратилась в Палату предварительного производства Суда для получения разрешения на начало расследования в отношении преступлений против человечности и военных преступлений, совершённых членами афганского оппозиционного движения «Талибан», в отношении военных преступлений, совершённых афганскими правительственными силами безопасности, и в отношении военных преступлений, совершённых на территории Афганистана с 1 мая 2003 г. военнослужащими США и сотрудниками Центрального разведывательного управления США. Палата предварительного производства рассматривала этот запрос в течение полутора лет и в апреле 2019 г. отказала Прокурору, постановив, что «расследование ситуации в Афганистане на этом этапе не послужило бы интересам правосудия». На это решение Обвинителем МУС была подана жалоба в Апелляционную палату, которая в марте 2020 г. отменила его, тем самым предоставив Службе Прокурора МУС возможность начать предварительное расследование, в том числе и военных преступлений, совершённых на территории Афганистана военнослужащими и гражданами США.

После этого Правительство Соединённых Штатов, которые не участвуют в МУС, очень резко отреагировало на саму возможность привлечения к ответственности их военнослужащих и граждан в международном судебном органе. В июне 2020 г. президент США Дональд Трамп заявил, что притязание МУС на юрисдикцию в отношении военного, разведывательного и иного персонала США в ходе расследования действий, совершённых, как предполагается, таким персоналом в Афганистане или относящихся к нему, «составляет необычную и чрезвычайную угрозу национальной безопасности и внешней политике Соединённых Штатов». Ссылаясь на законодательство США, Трамп подписал Исполнительный приказ № 13928, согласно которому государственный секретарь США после консультаций с министром финансов и генеральным прокурором вправе определять любое «иностранное лицо», которое, в частности, прямо вовлечено в усилия МУС по расследованию, аресту, задержанию или преследованию в отношении любого персонала США без согласия США или материально содействует, спонсирует или предоставляет финансовую, материальную или технологическую поддержку, товары или услуги в поддержку таких усилий МУС. Собственность этих лиц, находящаяся под юрисдикцией США, может быть блокирована, а им самим может быть запрещён въезд на территорию США. 2 сентября 2020 г. персональные санкции были наложены Правительством США на Прокурора МУС Фату Бенсуду и служащего Канцелярии Прокурора МУС Факисо Мочочоко.

В итоге, несмотря на предоставленное ему право начать расследование совершённых в Афганистане военных преступлений и преступлений против человечности, уже новый Прокурор МУС до сих пор не предъявил ни одного обвинения американским военным — участникам боевых действий в Афганистане.

Спустя пять лет, едва только Дональд Трамп вновь пришёл к власти, первым делом он продолжил свою прежнюю линию в отношении МУС. И гневными речами не ограничился. 6 февраля 2025 г. президент США подписал Исполнительный приказ, которым против Международного уголовного суда вводятся санкции — в качестве ответа на «противозаконные и безосновательные действия, направленные на Америку и нашего близкого союзника Израиля». Поведение МУС президент США назвал «угрожающим посягнуть на суверенитет Соединённых Штатов». Должностным лицам, работникам и агентам МУС, а также их ближайшим родственникам пригрозили «ощутимыми и значительными последствиями», в том числе блокированием имущества и активов, запретом въезда в США 

Показательно, что первым лицом, против которого вновь избранный американский лидер ввёл санкции, стал Прокурор МУС Карим Хан — тот же самый, с чьей подачи Гаагский уголовный суд выдал ордер на арест Президента России. Исполнительным приказом Трампа Хану, в частности, временно запрещён въезд в США, его имущество, если таковое имеется или окажется на территории США, заморожено.

4.

Но подлинных вершин по части бессмыслицы и бесполезности МУС достиг в своих ордерах на арест глав суверенных государств, в том числе Президента России Владимира Путина в связи с ситуацией на Украине. Вынося такие решения, чиновники Суда прекрасно понимали, что на практике они реализованы не будут. Если не считать пропагандистских последствий — в интересах, естественно, всё того же англосаксонского мира.

Конечно, судей и служащих МУС не стоит считать сумасшедшими или невеждами. Это опытные юристы, которые прекрасно знают содержание международных соглашений и осознают пределы своих полномочий. Но от выполнения «идеологического заказа» они не отказывались никогда. Особенно в случае с главами суверенных государств.

Создавая Гаагский уголовный суд, участники Римского статута пошли на компромисс. С одной стороны, в тексте статута они предусмотрели, что иммунитеты главы государства, иного высшего должностного лица государства, предусмотренные международным правом, «не должны препятствовать осуществлению» Гаагским уголовным судом «его юрисдикции в отношении такого лица» (ст. 27). С другой стороны, из этого же документа вытекает обязательство Суда «заручиться сотрудничеством» соответствующего государства в вопросе отказа от иммунитета его высшего должностного лица (ст. 98).

На деле Гаагский уголовный суд без всякого отказа соответствующих стран ввёл в практику выдачу ордеров на арест некоторых действующих глав суверенных государств (обычно не западных). Первые такие ордера были выданы в связи с делами президента Судана Омара аль-Башира (2009 г.) и исполняющего обязанности главы Ливии Муаммара Мухаммеда Абу Миньяра аль-Каддафи (2011 г.). Дело Каддафи было прекращено в связи с его смертью, ордер на арест его сына и сподвижника, в то время фактического премьер-министра Ливии, Саифа аль-Ислама Каддафи не исполнен до сих пор (дело на стадии предварительного слушания).

Что касается Омара аль-Башира, то Судан отказался исполнять выданный Судом ордер, подчеркнув, что это «политический» документ, который противоречит национальному законодательству. А сам МУС не обладает юрисдикцией для подобных действий. Ордер также не был исполнен в ряде государств — членов МУС (Малави, Иордании, Уганде, Чаде, ЮАР и др.), которые посещал Омар аль-Башир. Правовые позиции нескольких таких стран были рассмотрены судебными палатами МУС. Последние во многом сформировали позицию Суда по вопросу об иммунитетах высших должностных лиц государств, не являющихся членами МУС. В основном мнение МУС по рассматриваемому вопросу было изложено в решении Апелляционной палаты относительно непередачи МУС Иорданией Омара аль-Башира.

По мнению МУС, «…никакие иммунитеты по обычному международному праву не действуют в таком случае, чтобы воспрепятствовать международному суду в осуществлении его собственной юрисдикции». Таким образом, по сути, МУС исходит из того, что не существует правила обычного международного права, которое даёт иммунитет от ареста и передачи МУС главы государства, не участвующего в Римском статуте, государством — участником Римского статута на основании запроса на арест и передачу, выданного Гаагским уголовным судом.

Эти и другие утверждения весьма спорны и вызвали справедливую критику экспертов в сфере международного права и, естественно, представителей национального правосудия различных стран.

Особо подчеркну следующее. Независимо от того, как толковать ст. 27 и 98 Римского статута, надо изначально квалифицировать саму выдачу Гаагским уголовным судом ордеров на арест глав суверенных государств как нарушение международного права, прежде всего Устава ООН. Причины следующие. 

Во-первых, положения Устава ООН имеют преимущественную силу в отношении статей Римского статута, о чём уже было сказано выше.

Во-вторых, принцип суверенного равенства всех членов ООН является основой ООН (ст. 2). Главы государств представляют соответствующие суверенные власти и в силу такого основного источника международного права, как международный обычай, «пользуются иммунитетом от юрисдикции в других государствах, как гражданской, так и уголовной». Нарушение Гаагским уголовным судом данной нормы есть противоправное деяние.

В-третьих, посягательство Гаагского трибунала на ограничение суверенитета государства (а применительно к России ещё и постоянного члена Совета Безопасности ООН) путём подталкивания к аресту главы этого государства, тем самым препятствования осуществлению его должностных функций, следует квалифицировать и в качестве преступления против международного права. Прежде всего в силу главной ответственности Совета Безопасности ООН за поддержание международного мира и безопасности (ст. 24 Устава ООН).

В-четвёртых, Гаагский уголовный суд игнорирует тот непреложный факт, что три из пяти государств — постоянных членов Совета Безопасности ООН не участвуют в Римском статуте. Такое решение в разные годы приняли Китай, Россия и США. Соответственно, в силу ст. 34 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г. и обычного международного права, Римский статут не создаёт для этих государств, в нём не участвующих, каких-либо обязательств, в том числе и тех, которые объявлены Гаагским уголовным судом.

В-пятых, чиновники МУС должны сознавать, что, стремясь ограничить деятельность главы суверенного государства — постоянного члена Совета Безопасности, они тем самым пытаются препятствовать нормальному функционированию главного органа ООН, который несёт исключительную ответственность за поддержание мира на планете. В эпоху, когда международное сообщество разделено по принципиальным признакам и, по сути, наша планета находится на грани Третьей мировой войны, решение МУС само по себе уже привело к росту глобальных рисков. Ответственность за нарастание такой угрозы для человечества несут и конкретные должностные лица Гаагского уголовного суда.

5.

Как известно, и до громкого «политического заказа» в отношении Президента России Гаагскому уголовному суду доводилось выполнять достаточно скользкие поручения своих тайных кукловодов. После осуществлённого в 2014 г. при содействии США государственного переворота в Киеве, отказа населения Крыма и Донбасса признать легитимность этого переворота, постоянных обстрелов территории Донбасса по распоряжению киевских главарей и фактического геноцида его населения Россия приняла меры для защиты соотечественников. Гаагский уголовный суд, не утруждая себя юридическим анализом перечисленных выше фактов и применимого права, услужливо поддержал развязанную США и их сателлитами «правовую войну» против нашей страны. В ход пошёл весьма спорный термин «агрессия». Он, кстати, был включён в перечень деяний, подсудных МУС, далеко не сразу, а лишь после многолетних дискуссий. К моменту подписания Римского статута в 1998 г. юридически приемлемое определение «агрессии» выработать не удалось. Вопрос был отдан на разрешение Ассамблее государств-участников, которая в 2010 г. сформулировала поправки к Статуту. В них были очерчены круг лиц, несущих ответственность за такое преступление, и порядок их привлечения к ответственности в Гаагском уголовном суде. При этом вводимые нормы заведомо не носили всеобщего характера.

Под давлением США специальную военную операцию (СВО) по защите Донбасса арифметическое большинство государств назвало в документах Генеральной Ассамблеи (ГА) ООН «агрессией» (резолюция ГА ООН ES-11/1 «Агрессия против Украины» от 2 марта 2022 г.; резолюция ГА ООН ES-11/2 «Гуманитарные последствия агрессии против Украины» от 24 марта 2022 г. и другие документы Генассамблеи). В это свою лепту внесли и прочие подконтрольные Западу организации, в том числе Международный валютный фонд (МВФ), Институт международного права и др. И наконец, в марте 2023 г. Гаагский уголовный суд услужливо объявил о выдаче ордеров на арест Президента Российской Федерации и российского Уполномоченного по правам ребёнка.

С правовой точки зрения этот шаг вновь не выдерживает никакой критики. Западные государства сугубо формально используют в своих доводах то определение понятия «агрессия», которое обозначено в резолюции ГА ООН, принятой в 1974 г. По смыслу резолюции агрессия представляет собой «…применение вооружённой силы государством против суверенитета, территориальной неприкосновенности или политической независимости другого государства, или каким-либо другим образом, несовместимым с Уставом Организации Объединённых Наций…», которое «…влечёт за собой международную ответственность» (курсив мой. — Д. М.). Применяя эту дефиницию к СВО, западные государства игнорируют важнейшие вопросы факта и права, прежде всего уже упомянутый факт государственного переворота в Киеве в 2014 г., который был инспирирован Вашингтоном и явно нарушал п. 7 ст. 2 Устава ООН (о запрете вмешательства во внутренние дела государства). После этого coup d’état Украина de facto перестала быть суверенным государством.

Игнорируется коллективным Западом и то обстоятельство, что не является агрессией использование государством вооружённой силы, допустимое по международному праву (в порядке самообороны, в том числе превентивной). Но главный изъян в международно-правовой позиции западных государств более серьёзный: они игнорируют то, что по смыслу Устава ООН установить факт «агрессии» и осуществить действие в отношении акта агрессии вправе только Совет Безопасности ООН, включая совпадающие голоса пяти государств — его постоянных членов, но не иной орган, будь то орган ООН или другой орган, либо иная международная организация.

Впрочем, не сочли нужным выполнять решение МУС и государства, которые в Римском статуте по-прежнему участвуют. Одну из таких стран — Монголию — Президент России посетил в начале сентября 2024 г. Визит прошёл в дружественной обстановке и был вполне успешно завершён. Это вызвало у Гаагского уголовного суда почти истерическую реакцию. Он тут же обрушился на Монголию, заявив, что та не выполнила своих обязательств по Римскому статуту, не арестовав Президента РФ и тем самым не выполнив запрос Гаагского уголовного суда о сотрудничестве.

По мнению МУС, государства — участники Римского статута обязаны арестовывать лиц, на которых выданы ордера этого суда, «независимо от их официального статуса или гражданства». Весьма цинично звучит в этом контексте заявление Гаагского уголовного суда о том, что он исполняет свои функции в отношении «грубых нарушений основополагающих норм международного права». Притом что, препятствуя главе суверенного государства — постоянного члена Совета Безопасности осуществлять свои должностные обязанности, именно сотрудники Гаагского уголовного суда усугубляют риск непринятия решений при реагировании СБ ООН на угрозы миру.

В документе Гаагского уголовного суда, обвиняющего Монголию в нарушении обязательств по Римскому статуту сотрудничать с ним, отмечено, что ст. 98(1) Статута якобы не дополняет, не изменяет ст. 27(2) и не предусматривает исключений из неё, т. е., по мнению суда, Статут «не предусматривает исключений» для иммунитетов глав суверенных государств. Любое иное толкование, как посчитал суд, неизбежно сделало бы обязательства государств-участников «бессмысленными», а всю систему суда «бесполезной вопреки принципу эффективности» (ut res magis valeat quam pereat), вытекающему из ст. 31 Венской конвенции о праве международных договоров, «согласно которой договоры должны толковаться так, чтобы обеспечить их эффективное осуществление». Насчёт «бесполезности» нельзя не согласиться. Это своё качество Гаагский уголовный суд проявил уже многократно.

Что же касается принципа эффективности, то нелишне отметить: приведённый Судом аргумент представляет собой его искажённое понимание. При интерпретации международных договоров он предполагает, что толкователь договора «должен придавать значение и эффект всем условиям договора» и «толкователь не свободен в том, чтобы принимать прочтение, которое имело бы своим результатом приведение целых статей или пунктов договора к избыточности или бесполезности».

Интересно также, что ранее МУС признавал наличие «неотъемлемого напряжения» между cт. 27(2) и 98(1) Статута МУС, противоречия между ними были подробно проанализированы в доктрине. Всё это, безусловно, свидетельствует о юридических и технических дефектах Статута МУС, которые делают и без того весьма несовершенный инструмент полностью негодным к применению.

В Заключении по Монголии Палата предварительного производства МУС отдельно указала, что ст. 34 Венской конвенции «…не имеет отношения к рассматриваемому вопросу (вопросу о том, связаны ли неучаствующие государства положениями Статута. — Д. М.), так как Суд не стремится наложить обязанности, содержащиеся в Статуте, на государства, не являющиеся сторонами, но скорее ищет сотрудничества государств-участников в делах против индивидов, которые предполагаемо совершили преступления по ст. 5 Статута на территории государства, где Суд имеет юрисдикцию». Однако эта позиция также несостоятельна: непредоставление иммунитета государством — участником Римского статута высшему должностному лицу государства, не участвующего в Статуте, есть распространение Статута МУС на такое государство, поскольку у последнего есть право требовать предоставления иммунитетов своим высшим должностным лицам, в то время как у принимающего государства есть обязанность такие иммунитеты предоставить. Если последнее этого не делает в силу п. 2 ст. 27 Статута МУС, оно должно считаться либо нарушающим обычное международное право, либо распространяющим правило п. 2 ст. 27 Статута на третье государство в лице его высших должностных лиц. Иного не дано.

С большим апломбом МУС также подтвердил, что «любое спорное двустороннее обязательство, которое Монголия может взять на себя перед Российской Федерацией в отношении соблюдения любого применимого иммунитета, который международное право может предоставить главам государств, не может заменить обязательство, которое Монголия несёт перед Судом [is not capable of displacing the obligation that Mongolia owes to the Court], которому поручено осуществлять свою юрисдикцию…». Вот именно так: все международные акты меркнут перед Статутом МУС, по мнению ангажированных комментаторов из самого Суда.

В переписке с Гаагским уголовным судом Монголия сослалась на обычно-правовую норму об иммунитетах глав государств и на решение Международного суда ООН (2002 г.) по делу «Об ордере на арест от 11 апреля 2000 г.», подтвердившее факт её существования. В ответ Гаагский суд упрямо повторил свою позицию: «…в то время как личные иммунитеты действуют в отношениях между государствами, они не защищают индивидов, включая глав государств, от преследования международными уголовными судами», оправдывая её тем, что МУС «…в основе своей независим от государств, строго беспристрастен и действует в общих интересах международного сообщества».

Все эти аргументы абсолютно политизированы и юридически ничтожны. Тем не менее чиновники Гаагского суда пафосно объявили, что Монголия воспрепятствовала суду «…в осуществлении его функций и полномочий…» и что она «не выполнила своих международных обязательств по Статуту…», тем самым отклонив все возражения Монголии, содержащиеся в её запросе по этому делу.

Необходимо напомнить, что в соответствии с п. 2 ст. 98 Римского статута, «Суд не может обращаться с просьбой о предоставлении в распоряжение, которая требовала бы от запрашиваемого государства действий, несовместимых с его обязательствами по международным соглашениям, в соответствии с которыми для предоставления какого-либо лица в распоряжение Суда требуется получение согласия направляющего государства». Договор о дружественных отношениях и всеобъемлющем стратегическом партнёрстве между Российской Федерацией и Монголией 2019 г. (вступил в силу в сентябре 2020 г.) в этом смысле применим. Согласно ст. 4 этого международного договора, Россия и Монголия «воздерживаются от участия в каких-либо действиях или от поддержки таких действий, направленных против другой Стороны».

Никаких особых последствий ни для Монголии, ни для России вся эта околосудебная суета не имела. Какие меры сочтёт нужным принять Ассамблея государств — участников МУС в отношении «ослушника», решать ей. В Статуте МУС никаких санкций в отношении государства-члена, недостаточно хорошо сотрудничающего с МУС при осуществлении им своих функций, не установлено. Как показывает практика, до сих пор они и не применялись. Тот же президент Судана Омар аль-Башир в течение семи лет, последовавших за выдачей МУС первого ордера на его арест в 2009 г., посетил более 20 стран, среди которых были в том числе страны — члены МУС, и ни в одной из них не был арестован. Никаких мер не последовало и в отношении этих государств. Хотя ордер на арест Омара аль-Башира был выдан в рамках дела, возбуждённого по инициативе Совета Безопасности ООН (который, в отличие от МУС, имеет возможность применять международно-правовые санкции).

Это лишний раз доказывает, насколько бесполезен и этот суд, и изданные им вердикты. Тем не менее нельзя недооценивать масштабы и возможные последствия той «юридической войны», которую Запад продолжает вести против России руками международной юстиции наряду со всеми прочими недружественными акциями и незаконными рестрикциями. По сути, сейчас практика МУС стоит в полушаге от того, чтобы юридически оправдать похищения должностных лиц, пользующихся иммунитетами, с территорий стран, которые в Римском статуте не участвуют, тем более что МУС уже стал не только неким подобием воронки, в которую при наличии желания или политического заказа можно затянуть должностное лицо любого государства, но и банальным инструментом политической борьбы. Не говоря уже об ордерах на арест Владимира Путина и Марии Львовой-Беловой, показательной в этом плане является и история с началом расследования Судом ситуации на Филиппинах и последующим в связи с этим арестом 11 марта 2025 г. и передачей Суду бывшего президента Филиппин Родриго Дутерте.

15 сентября 2021 г. Палата предварительного производства разрешила прокурору МУС начать расследование ситуации на Филиппинах в отношении преступлений, подпадающих под юрисдикцию МУС, которые, как предполагается, были совершены на территории этой страны с 1 ноября 2011 г. по 16 марта 2019 г. включительно в рамках так называемой кампании по «войне с наркотиками». Это решение и последующие за ним события примечательны следующим. Во-первых, у МУС не было юрисдикции ratione temporis в отношении этой ситуации вообще, поскольку её расследование было санкционировано Палатой 15 сентября 2021 г., в то время как участие Филиппин в Римском статуте прекратилось ещё 17 марта 2019 г. Однако это не помешало судьям МУС найти основания для такой юрисдикции со ссылкой на свою же собственную практику толкования ст. 127 Римского статута по принципу «если очень хочется, то можно». Во-вторых, арест и передача МУС бывшего президента Филиппин Родриго Дутерте явились не признанием Филиппинами, уже не являющимися участниками Римского статута, юрисдикции МУС, а сдачей кланом Маркоса (Фердинанд Ромуальдес Маркос — младший — действующий президент Филиппин) политического противника из клана Дутерте, т. е. МУС фактически превратился в инструмент политической борьбы внутри Филиппин. Поэтому встречающееся в СМИ мнение о том, что история с инициированием расследования в отношении ситуации на Филиппинах «…бросает тёмную тень на способность суда делать свою работу независимо, без политизации…» довольно точно отражает трансформацию самой сути Суда: из инструмента правосудия он превратился в инструмент грязной политики.

Какое ещё беззаконие со стороны МУС может последовать дальше — неизвестно. Запад, который стремительно теряет свои позиции в мире и уже не в состоянии навязывать большинству человечества свою волю, идёт ва-банк и не остановится ни перед чем. Это опасность, которую надо учитывать. Так, мне уже приходилось писать, что может последовать за исполнением незаконного решения МУС в отношении главы государства, не участвующего в Статуте суда. Само исполнение такого решения может рассматриваться как casus belli в отношении стран, причастных к его принятию. Стоит ли говорить об опасности таких решений в отношении руководства ядерной державы и постоянного члена Совета Безопасности ООН. Не говоря уж о том, что лица, которые вынесли такое решение, могут и должны преследоваться следственными и судебными органами страны, чьё руководство незаконно привлекается к ответственности. 

6.

Надо помнить, что в числе стран, которые обвиняют Россию в совершении «агрессии», не только США. С такими заявлениями выступили как государства — члены НАТО, так и большинство государств — членов Совета Европы и «семёрка» государств — экономических лидеров мира (G7). К тому, чтобы вменить Российской Федерации вину в совершении нарушения международного права, в посягательстве на «территориальную целостность и национальный суверенитет Украины», присоединился и Африканский союз.

При этом не стоит успокаивать себя тем, например, что резолюции Генассамблеи ООН формально не имеют юридически обязывающего характера. Практика показывает, что в экономических арбитражных и судебных разбирательствах против России и российских лиц ссылки на такого рода документы имеют значение для «внутреннего убеждения» судьи или арбитра.

Даже на беспочвенные обвинения ответ должен быть исчерпывающим. В связи с этим считаю необходимым ещё раз чётко сформулировать нашу позицию в отношении так называемой «агрессии», в которой Запад упорно обвиняет Россию, и действий МУС как попыток придать этим обвинениям юридическую силу.

Подытожим сказанное выше.

Первое. После государственного переворота к власти в Киеве в 2014 г. пришёл полностью контролируемый западными странами несамостоятельный политический режим. Часть бывшей Украины, одурманенная и управляемая им, de facto более не является суверенным государством. Соответственно, защиту Россией Донбасса, который не признал государственный переворот и подвергся нападению со стороны незаконной с 2014 г. киевской власти, нельзя юридически квалифицировать как «агрессию».

Второе. В соответствии с Уставом ООН установить факт «агрессии» и осуществить действие в отношении акта агрессии вправе только Совет Безопасности ООН (включая совпадающие голоса пяти государств — его постоянных членов). Иной орган, будь то орган ООН или другой орган, или иная международная организация, таких полномочий не имеет. Их заявления лишены правовой основы и юридически ничтожны. 

Третье. Посягательство Гаагского уголовного суда на ограничение суверенитета государства — постоянного члена Совета Безопасности ООН (требования ареста главы этого государства и таким образом воспрепятствование осуществлению им его должностных функций) следует квалифицировать в качестве преступления против международного права. Прежде всего потому, что Совет Безопасности ООН несёт главную ответственность за поддержание международного мира и безопасности (ст. 24 Устава ООН).

Четвёртое. Россия не является участником Римского статута 1998 г., на основе которого создан Международный уголовный суд. В 2016 г. Россия отказалась становиться стороной данного международного договора. Соответственно, Статут Суда не создаёт для нашей страны никаких обязательств.

Пятое. Деятельность Гаагского уголовного суда, его позиция противоречат нашедшему своё отражение в обычном международном праве и в ст. 34 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г. принципу pacta tertiis nес nocent nес prosunt («договор не создаёт обязательств или прав для третьего государства без его на то согласия»).

Шестое. Согласно Римскому статуту, смысл выдачи ордера на арест заключается в появлении у МУС дальнейшей возможности потребовать от государств — участников Статута, в частности, арестовать лицо, в отношении которого выдан ордер, и предоставить его в распоряжение Cуда (ст. 58 Римского статута). Однако в случае, когда данное лицо пользуется иммунитетом как должностное лицо государства, не участвующего в Статуте, а Гаагский уголовный суд не заручился сотрудничеством такого государства, выдача подобного ордера и направление Cудом просьбы государству-участнику арестовать указанное лицо и передать его в распоряжение Cуда противоречат ст. 98 Статута.

Седьмое. Президент Российской Федерации, будучи действующим главой суверенного государства, пользуется абсолютным иммунитетом от иностранной уголовной юрисдикции: и иммунитетом ratione materiae, и иммунитетом ratione personae. В отсутствие явно выраженного отказа от этого иммунитета юрисдикция международных судебных органов на главу суверенного государства не распространяется.

Восьмое. Согласно решению Международного Суда ООН от 14 февраля 2002 г. по делу «Об ордере на арест от 11 апреля 2000 г.», «в международном праве твёрдо установлено, что, как и дипломатические, и консульские агенты, определённые лица, замещающие должности в высоком ранге в государстве, такие как глава государства, глава правительства и министр иностранных дел, пользуются иммунитетами от юрисдикции в других государствах, как гражданской, так и уголовной». Тот факт, что это правило международного права действует и в случаях, когда возникает вопрос о возможности ареста государством — участником Римского статута по просьбе МУС главы государства, не участвующего в Римском статуте, признаётся и в доктрине. Более того, в одном случае даже МУС признал факт отсутствия исключений из этого правила применительно к ситуациям, когда государство действует от его имени.

Статья 27 Римского статута, по смыслу которой иммунитеты должностного лица не являются препятствием к осуществлению в отношении него судом юрисдикции, противоречит сложившемуся обычному международному праву. Допущение этим документом уголовного преследования действующих глав суверенных государств противоречит фундаментальным принципам международного права, закреплённым в Уставе ООН, прежде всего принципам суверенного равенства всех членов ООН, невмешательства в дела, по существу входящие во внутреннюю компетенцию государств.

Девятое. По состоянию на февраль 2025 г. сторонами Римского статута являются 125 государств (членов ООН насчитывается 193). Несмотря на такой численный состав, МУС не представляет международное сообщество государств в целом и не действует от его имени. В нём не участвуют три из пяти государств — постоянных членов Совета Безопасности ООН (Россия, Китай и США), промышленно развитые и густонаселённые государства Азии (Индия, Пакистан, Турция, Малайзия, Индонезия), многие государства Арабского Востока.

Десятое. Принявшие противоправные решения судьи, прокуроры и прочие должностные лица могут и должны преследоваться за преступления, предусмотренные российским уголовным правом. 

7.

В связи с изложенной позицией возникает закономерный вопрос, что будет дальше с международной уголовной юстицией в принципе. Отечественным юристам необходимо на всех возможных площадках аргументированно и подробно выступать с профессиональной критикой решений МУС. Представлять международно-правовую позицию России в отношении СВО, украинского конфликта и других злободневных проблем мировому юридическому сообществу, СМИ и гражданам различных государств. Убедительно разъяснять спорные вопросы, делать это активно и постоянно. Подтверждать нашу приверженность Уставу ООН и прежде всего принципам суверенного равенства государств, невмешательства в дела, входящие в их внутреннюю компетенцию. Добиваться, чтобы конкретные должностные лица Гаагского уголовного суда, которые нарушают эти принципы, несли ответственность в соответствии с международным и российским национальным правом.

Вполне возможным выглядит и проработка на межрегиональном уровне (например, в рамках БРИКС) концепции создания международно-правового органа, альтернативного Гаагскому уголовному суду. Новый судебный орган БРИКС мог бы подтвердить общее стремление государств, входящих в это объединение, неукоснительно следовать принципам Устава ООН, включая принципы иммунитета глав суверенных государств от какой-либо иностранной юрисдикции и запрета вмешательства во внутренние дела государств, в том числе путём незаконного иностранного инструктирования лидеров оппозиции.

Что касается МУС, то к настоящему моменту можно с сожалением констатировать его полную несостоятельность в выполнении своей главной задачи — привлечения к ответственности всех лиц, виновных в совершении геноцида, агрессии, военных преступлений и избежавших наказания по национальному законодательству. Именно всех — включая и граждан западных стран и государств — членов НАТО. Есть, конечно, большие сомнения, что Гаагский уголовный суд в его нынешнем виде и роли предпримет к этому усилия. Поэтому он должен кануть в историю.

Но стремление людей всего мира к справедливости сильнее любых санкций, давления, лицемерия и лжи. А международное право, выработанное глобальным сообществом, сильнее права силы. Если Гаагскому суду свойственны его неустранимые сегодняшние изъяны, заинтересованные государства найдут возможность создать другой международный уголовный суд, который будет их лишён. Его учредительный договор должен будет основываться на всех общепризнанных нормах современного международного права, включая и нормы об абсолютном иммунитете высших должностных лиц. Его юрисдикцию можно будет распространить на преступления геноцида, военные преступления, преступления против человечности, а также на акты терроризма. Такие акты нередко готовятся и совершаются на территории двух и более государств. Международное сотрудничество в рамках создаваемого нового органа получит возможность их пресечь.

Хочется верить, что этот новый суд сможет достичь тех целей, которые были продекларированы в Римском статуте МУС, но достичь которых МУС оказался не способен.

Статья Заместителя Председателя Совета Безопасности Российской Федерации Д. А. Медведева для журнала «Правоведение» Санкт-Петербургского Государственного Университета