Морпех Тихоокеанского флота с позывным Хищник — легенда на фронте: на его счету пять самолётов Су-25, два вертолёта, несколько крупных дронов противника. Всю технику он сбивал из переносного зенитного ракетного комплекса. ВСУ назначили за офицера награду — четверть миллиона долларов. По позициям Хищника работали и танки, и снайпер, один раз пуля пролетела всего в 10 см от его головы.
А из последнего боя, где морпех командовал штурмовым взводом, его выносили пленные украинцы, которым он накануне сохранил жизнь. В День морской пехоты RT поговорил с офицером о смелости, ярости и боли на фронте.В семье Хищника четыре поколения мужчин связали свою жизнь с армией. Ракетчик, подводник, лётчик морской авиации, даже унтер-офицер в царской России, и собеседник RT — первый морпех. 155-я бригада, где служил офицер, воевала под Киевом и Угледаром, штурмовала Новомихайловку и не пустила ВСУ в Белгородскую область. А сейчас бригада освобождает населённые пункты в Курской области.
«Нос к носу с противником»
— Вы оказались на СВО 17 марта 2022 года, как это было?
— Я должен был занять место офицера с позывным Игла. В одном из боёв в Киевской области его взвод прикрывал штурм наших десантников, но попал в ловушку, и командир был убит. Погиб геройски.
Я принял взвод и в тот же день мы заметили разведывательный дрон, и замком взвода его сбил из ПЗРК. Вот это меня впечатлило тогда! А потом за семь минут я научился им пользоваться. Показали, куда нажимать, как прицеливаться, как стрелять, да и всё на этом.
— Звучит как-то очень легко. Наверняка всё не так просто?
— Нелегко удержать ракету на плече: 20 кг, перевешивает. У нас есть своя методика, как научиться чётко прицеливаться. Берём ракету на плечо, выводим прицельные механизмы и начинаем в небе контуры облаков рисовать. Тогда нарабатывается единообразие прицеливания, рука не дёргается. Например, у меня была позиция на третьем этаже разрушенной высотки, надо было бежать из подвала по всем лестницам. После такого, да ещё и в бронежилете, руки дрожат. Тут мне и пригодились все навыки. Делаешь сначала глубокий вдох, а потом на медленном выдохе спускаешь крючок.
— До сентября 22-го вы постоянно участвовали в штурмах. Как удаётся выжить, когда такой плотный контакт с противником?
— Мы заходили в Мариуполь, когда там были «Азов»* и «Айдар»**. Был такой момент: зачищали мы здание, второй этаж. Только поворачиваю — и встречаюсь нос к носу с бойцом противника. Я его ударил головой в каске в лицо, но полетел за ним, потому что у нас автоматы зацепились друг за друга. Он пытается пистолет вытащить, я — свой нож, и каждый старается помешать другому. Катаемся, бьём друг друга. Помог мой товарищ, заходивший после меня: застрелил его из автомата.
— То есть он до последнего не хотел сдаваться?
— Да. Или вот второй случай: бойцу «Азова» оторвало ноги, мы его схватили и потащили к себе допрашивать. Он на нас смотрит, улыбается, ему всё спокойно, хорошо. И говорит: «А что вы употребляете, почему мы вас убиваем, а вы не умираете?»
— Это он вас спросил?!
— Мы обыскали его, нашли несколько ампул боевого анестетика. Они смешивали его с наркотиками. Это гарантировало им 72 часа без сна, без еды, без воды, полное отсутствие боли. То есть, это киборг какой-то.
— «Азовсталь», там вы тоже были…
— Я такого большого завода никогда в жизни не видел. Это как город в городе. И семь этажей под землёй. Мы были сверху на зачистке: когда кто-то пытался выбежать, мы их встречали. На самом деле, у них там боеприпасов было столько, что можно было ещё месяца четыре держать оборону круговую. Они начали выходить из-за того, что у них не было еды.
— И много раненых.
— Очень много. Мы, когда пленных брали, раздевали до трусов, смотрели наличие нацистских татуировок. Одного поймали, всё вроде чисто. А в телефоне фотографии с 14-го года, где он местным головы отрезал.
«Дуэль с самолётом»
— На вашем счету и самолёты ВСУ, и вертолёты. Помните, как первый раз попали в цель?
— В десяти километрах от Угледара. Мне передали, что в воздухе заметили технику противника. Через секунду звонит начальник ПВО округа, говорит: «Всё, сынок, давай! — Есть, принял!» С бойцом прыгаем на БТР и едем в Никольское. На севере там была высотная позиция, метров 50, мы там трое суток просидели в засаде.
Мой подчинённый кричит: «Вертолёт! Угледар!» Как меня учили, взвожу ракету, целюсь, пуск. А погода тогда была такая, туманная, темно, как будто вот-вот дождь лупанёт. Пошла моя ракета за целью, а потом вверх. Думаю: ну всё, промазал. И тут вижу: вертолёт разворачивается, а ракета из облаков начинает пикировать прямо в него. Бабах! Вспышка! Дым! Разведка сообщила, что в том вертолёте был спецназ и кто-то из министерства обороны Украины. Долетались.
Я после пуска не понимал, что произошло, а парни меня на руках давай подбрасывать. Потом раз в месяц стабильно я сбивал по самолёту. Всего — пять.
— Самолёт — серьёзная потеря для ВСУ. Мы видим, как они их себе выпрашивают.
— Один раз у меня случилась дуэль с самолётом. Скорость у них большая, но при развороте набирают высоту автоматически, вот тогда я их и сбивал.
Но один самолёт начал отстреливаться. Я ловлю его на захват цели, произвожу пуск ракеты. И одновременно получается, его ракета у меня над головой пролетает. Я попал, половину самолёта разорвало.
— Такая дуэль длится, наверное, считанные минуты?
— Секунды.
— А как ощущается время в этот момент?
— Ветер перестает дуть, абсолютная тишина. Только ты и противник, такое ощущение, что весь мир замер в ожидании чего-то.
— Все эти цели вы сбили из той самой позиции? Удивительно, что ВСУ не сравняли её с землёй за все эти месяцы.
— За мою голову назначили награду — четверть миллиона долларов. Я был на позиции, зима, холодно. И сантиметрах к десяти от головы пуля в стену вошла. Дистанция там была километр восемьсот ориентировочно. Считаю, что это очень хороший снайпер.
В другой раз услышали по радиоперехвату, что моя позиция засвечена и артиллерия с танками будут нашу позицию разбирать. Но бывает, что это дезинформация. Допустим, стрелок после такого сообщения ушёл, а в это время вражеский самолёт пролетел. Чтобы не допустить такой ошибки, приходилось и под снайперами, и под огнём сидеть. Я встал, по пояс открыл себя, выстрелил ракетой и подбил самолёт. Не раз по нашей позиции попадали, но так её и не сложили, вот что удивительно.
«За свой дом готовы рвать»
— Вы были на передовой до февраля 2024 года. Наверное, за это время видели много того, что хотелось бы забыть?
— В Новодонецком я наблюдал такую картину: начинается обстрел, мама с детьми бегом в подвал. В лестницу, где они спускались, попадает мина. Убивает мать, убивает девочку четырехлетнюю, а пацана шестилетнего ранит в живот. Мы быстренько на БТР, под обстрелом, давай его вывозить, но, к сожалению, не удалось нам, он потерял много крови. ВСУ точно знали, в кого они стреляют.
Когда мы зачищали Попасную… Один новорождённый, второму годик, может быть, третий тоже маленький, в общем, все до трёх лет. Просто прибиты гвоздями, распятые.
Продвигаемся дальше: здание двухэтажное, наполовину разбитое. На втором этаже девочка. Нашли бабушку, расспросили. Она говорит, это моя внучка. По её словам, пришли украинские военные, изнасиловали девочку и перерезали ей горло, потому что она разговаривала по-русски. За радиатор на втором этаже зацепили колючую проволоку и так вывесили. Детей всех мы предали земле.
— То, что вы увидели, даёт чувство ярости? Или это что-то другое?
— Ярость — да, очень сильная. И чувство мести. Очень серьёзно меняется мировоззрение, приходит осознание сути тех, против кого мы воюем.
— Но в таких условиях важно самому не переступить черту…
— Я всегда своих бойцов учил подходить ко всему с холодным умом, не поддаваться эмоциям, потому что они могут погубить. Когда начинается бой, испытываешь не чувство страха перед смертью, если, например, зажали в тиски. Перед глазами всплывают все картинки, злость прям волной накатывает и как будто второе дыхание открывается, кидаешься на противника.
В Новомихайловке я командовал штурмовым взводом, задача — прорвать оборону противника, закрепиться, продержаться 30 минут, чтобы десантно-штурмовой батальон прошёл нас и дальше в атаку. Но наши танки подбили, мы не доехали до точки метров 800. Я решил спешить пехоту, до 15 человек нас всего было. И мы бегом по этому минному полю, под «кассетами», артиллерией, миномётами и пулемётами — к домам.
В одном из блиндажей взяли пленных, заняли руины дома. Я одного нашего раненого перемотал, оттащил, и тут дрон. Щелчок скобы: он скинул у нас гранату. Сидим и думаем сейчас, куда эта граната упадет, чтобы либо откинуть, либо что-то с ней сделать. Взрыв у меня за спиной. Но я в порядке. Продолжаю командовать, параллельно перематываю ещё одного, позывной Амурка, слышу сзади звук винтов дрона. Успел схватить Амурку за бронежилет и откинуть.
Противотанковый снаряд взорвался в метре от меня. Три конечности у меня в минус ушли: переломы, повреждённый нерв, лишь левая рука действовала. Я смог только достать жгут, вокруг правой ноги обернуть зубами и левой рукой, и всё, теряю сознание.
— Успели о чём-то подумать перед этим?
— Ощущения, скажем так, интересные: пропали громкие звуки, появилась лёгкая эйфория. Боль исчезла, и темнота в глазах. Многие говорят, что свет в конце туннеля видят. А я увидел диванчик в тёмной комнате, на нём бабушка и ещё какой-то силуэт. И я в каске, экипировке, хочу сесть между ними, их обнять. И тут — сильный толчок, будто в грудь ударили. На этом прихожу в сознание.
Парни меня затащили в подвал дома, я продолжил командовать. Потому что если нас отсюда выбьют, то всё было зря. Четверо суток мы держали позицию.
— Как вы оттуда выбрались?
— Нам повезло: опустился плотный туман, мы начали уводить лёгких раненых ночью, а тяжёлых — под утро. Меня последним. Возник вопрос, а что делать с нашими пленными? Они сказали так: «Мы не хотим обратно, мы хотим в России остаться». И несли меня почти три километра. Я опёрся сломанной рукой на одного, целой — на второго, ноги перебиты, шагал как мог.
Боль была, конечно, невыносимая! Тут туман стал рассеиваться, и по нам начал стрелять танк. Ближе, ближе. А я думаю: «Давай уже прямо в нас! Чтобы всё это закончилось». Когда добрались до медиков, меня перемотали, дали горячий чай. Не передать, какая это радость была.
— Как вы сейчас себя чувствуете?
— В правой ноге осталось 13 осколков, их доставать уже не будут. Сейчас я уже хожу, но немного хромаю. С парнями, которые под Курском, я на связи. Слышал от них фразу о том, что заново вспыхивает ярость, как будто первобытная. За свою землю, за свой дом они готовы прямо рвать и идти в бой.
* «Азов» — организация признана террористической по решению Верховного суда России от 02.08.2022.
** «Айдар» — организация признана террористической и запрещена на территории России.
Свежие комментарии