Савелий Коростелёв опубликовал пост про Александра Большунова отнюдь не сгоряча. Об этом в интервью RT рассказала его мама, лыжница Наталья Коростелёва. По её словам, он выждал какое-то время, искренне полагая, что трёхкратный олимпийский чемпион извинится перед Александром Бакуровым, и только после этого высказал своё отношение к случившемуся.
Медалистка Игр в Ванкувере в командном спринте также вспомнила, как сын решился сменить школу в 10-м классе из-за учительницы по литературе, объяснила, откуда берёт начало его увлечение статистикой, и рассказала о любопытном диалоге с Александром Легковым.За свою спортивную жизнь Наталья Коростелёва давала не так много интервью. А ведь в жизни известной лыжницы было всё, что переживает сейчас её сын: сложность акклиматизации в горах, первая Олимпиада, непростая конкуренция внутри страны, мечта об олимпийской медали. Словом, колебаться в выборе собеседника не пришлось.
— После выступления Савелия на этапе Кубка мира в Давосе вы сказали: «Он не бегал на такой высоте ни разу». Обсуждали заранее с сыном, чего ему следует опасаться больше всего?
— Так ведь смысла не было что-то обсуждать. Все лыжники прекрасно знают, и Савелий в том числе, что быстро начинать гонку в горах нельзя. Плюс — круг в Давосе довольно специфический, незнакомый. То есть, невозможно заранее просчитать, как правильнее разложиться. У меня в своё время вообще были довольно сложные отношения с высотой. Большинство спортсменов проходит пик акклиматизации на пятый-шестой день, соответственно тренеры выстраивают работу таким образом, чтобы стартовать на девятый-десятый.
Я же на пятый-шестой чувствовала себя прекрасно, зато на девятый меня вообще было не поднять.— Успели понять, в кого в этом плане пошёл Савелий?
— Мы как-то разговаривали на эту тему, но сын пока чёткую точку не поймал — не так много опыта было у него в этом плане.
— В Швейцарии Коростелёв готовился к гонкам самостоятельно, и я даже успела подумать: так ли важно для лыжника такого класса, чтобы тренер постоянно был рядом?
— Все относятся к этому по-разному. Если мы говорим о тренировках, есть спортсмены, которые абсолютно самодостаточны в плане работы, но есть и такие, кому постоянно нужен кнут в виде тренера-диктатора. Если говорить конкретно о текущем моменте, присутствие тренера особенно важно потому, что это горная подготовка, совершенно другой снег, с которым ни Савелий, ни Дарья Непряева не знакомы в соревновательном плане. Да, они бывали на сборах в Европе, проводили какие-то скоростные тренировки, но соревнования требуют очень тонкой настройки. Даже когда тренер рядом и может посоветовать, как лучше пройти круг, он не может стопроцентно предсказать, как спортсмен будет себя чувствовать, как отреагирует на нагрузку на том или ином участке трассы.
— Иначе говоря, если бы в Давосе рядом с Коростелёвым был Егор Сорин, результат мог получиться более впечатляющим?
— Думаю, та тактика, которая в итоге была выбрана, оправдала себя. Савелий только пару лет как начал пробовать с самого начала раскладываться правильно. И только в этом году у него стало получаться. Раньше он всегда проигрывал на старте, причём проигрывал столько, сколько потом уже не мог отыграть. Каждый раз приезжал к финишу и дико расстраивался — типа, я бы прямо сейчас ещё одну гонку мог бы пробежать, так много сил осталось.
— Я довольно давно за Савелием наблюдаю, и не устаю поражаться его самостоятельности. Порой он ведёт себя на трассе, как ребёнок, но в то же самое время сам принимает решения, организовывает сборы, сам много за что платит. По нынешним временам большая редкость, когда человек готов брать на себя столько ответственности.
— Ну его к этому всегда приучали и мои родители, и мы с мужем.
— Какой поступок со стороны сына вас наиболее сильно удивил в этом плане?
— В своё время Савелий учился в физико-математическом классе, где каждый год нужно было сдавать экзамены, чтобы подтвердить уровень знаний. В 10-м классе меня вызвал к себе директор лицея и сказал: мол, нагрузка возрастает, и сыну будет тяжело успевать, поскольку из-за спорта он вынужден пропускать слишком много занятий. Совместно мы смогли убедить Савелия перейти в гуманитарный класс, но там случился затык. Учительница по литературе словно задалась целью выжить сына из школы: требовала строгого посещения несмотря на то, что свободный график у нас был согласован и с директором, и с завучем.
Кончилось всё тем, что сын пришёл домой и заявил: в эту школу он больше не пойдёт. Мы перевели его в другую. Моя мама дико переживала, что парень вообще перестал учиться, но Савелий, когда я попыталась с ним на эту тему поговорить, мне сказал: «Всё под контролем, мама. Всё под контролем». В итоге он чётко закрыл все четверти, сдал все экзамены и с тех пор я вообще никак в плане учёбы его не контролировала. Бабушка с дедушкой настаивали, чтобы Савелий поступал в институт в Чайковском, на что он ответил, что уже принял решение уехать учиться в Смоленск. Сам обо всём договорился, сам отправлял документы, сам поступал.
— Зачем нужна была учёба в физико-математическом классе, если после школы выбирать институт физкультуры?
— Савелию просто нравились точные науки. Он вообще не понимал, видимо, как можно зубрить ботанику и получать от этого удовольствие. Возможно, всё дело было в том, что ещё до школы мы с ним много вместе ездили в машине, и ребёнка приходилось постоянно чем-то занимать. Помимо того, что мы играли с ним в слова, пели песни и рассказывали стихи, ещё и постоянно складывали номера встречных машин, рассчитывали среднюю скорость на дороге и так далее. Все эти математические задачки всегда сыну нравились.
— Когда Савелий был маленьким, у вас не было чувства вины, что вместо того, чтобы заниматься ребёнком, вы продолжаете бегать на лыжах?
— Нет. Зиму сын обычно проводил в Перми у моих родителей, а вот летом практически всё время был со мной. Иногда у меня даже получалось заскочить домой даже между этапами кубка мира в Куусамо и Давосом, чтобы отметить день рождения Савелия. По тем временам у нас ещё не было практики переездов с одного этапа на другой без возвращения в Россию, помню, я вылетала из Куусамо в понедельник в Хельсинки, оттуда в Москву, во вторник рано утром была в Перми, а в четверг уже снова летела в Москву и оттуда — в Давос со всей командой.
— Родители к вам на соревнования приезжали?
— Только если турниры проводились в России. Савелия мои мама и папа всегда брали с собой, за что я им всегда была очень благодарна. Ну а после 2014-го года мы с сыном уже тренировались вместе. Почти четыре года: свою последнюю гонку я пробежала в апреле 2018-го.
— На Играх в Ванкувере вы сказали: «Может быть, стану помогать сыну, если он изберёт этот путь». Получается, были сомнения?
— Мы всегда пытались предоставить ребёнку как можно больше самых разных возможностей. Он лет с пяти катался на горных лыжах, прекрасно их освоил, в шесть утра до школы ходил в бассейн. Его очень хотели оставить в группе тренеры, но в один прекрасный момент он категорически сказал, что не хочет и не будет заниматься плаванием. Но технику ему успели поставить неплохую.
— После того, как Коростелёв не сумел пройти квалификацию спринта в Давосе, многие отмечали, что эта дисциплина — не самая сильная его сторона. Хотя насколько знаю, и вы, и ваш родной брат Николай Морилов больше тяготели именно к спринтерским гонкам.
— У Коли — да, спринт всегда получался лучше. Но и более длинные дистанции мы бегали в юниорах без проблем. Во взрослом спорте у меня были подиумы на этапах Кубка мира, я призёр чемпионата России в спринте и в гонке на 50 км, а в отборе на Олимпийские игры в Ванкувер даже выигрывала «десятку» у Ольги Завьяловой. В чистые спринтеры меня почему-то записали после профильной эстафеты в Ванкувере. В сезоне-2010/11 мне пришлось перейти в спринтерскую команду, и это, считаю, стало самой большой ошибкой в моей карьере. Тот год просто убил во мне спортсмена: если посмотреть на результаты, я не бежала совсем.
— Олимпийские игры — праздник или война?
— Не сказала бы, что война, но и праздником они для меня не были, потому что я бежала все гонки. Торжественности момента не ощущалось даже когда мы с Ириной Хазовой выиграли медаль в командном спринте. Мы не ездили в дом Bosco, нас нигде не чествовали, поскольку почти сразу нужно было начинать готовиться к эстафете. Единственным относительно праздничным моментом стал приезд в Уистлер министра спорта Виталия Мутко, который вручил нам с Ириной значки заслуженных мастеров спорта.
— А Савелий, на ваш взгляд, готов бежать на Играх в Милане все виды программы?
— Думаю, да. Он универсальный спортсмен.
— Я имею в виду, хватит ли сил?
— Надеюсь, что да. У меня в Канаде, например, первая гонка сложилась неудачно. Не могу сказать, по какой причине — повлияла высота, акклиматизация или лыжи, но тогда много кто себя не слишком хорошо чувствовал в отдельные дни: как-то всё в плане самочувствия смазалось. Соответственно меня не хотели ставить на классический спринт несмотря на то, что в тот год я выглядела в этой дисциплине едва ли не сильнейшей в стране. Против моего участия очень активно высказывался Юрий Каминский, который привёз в Ванкувер свою спринтерскую команду, девочки которой проигрывали мне достаточно много. Я тогда долго убеждала старшего тренера женской сборной Виктора Смирнова, что готова бежать, что мне очень нужен этот старт. Но Смирнов честно признался, что не сможет бороться с давлением.
Тогда я пошла к главному тренеру всей сборной Юрию Чарковскому. Привела все аргументы, на которые только была способна. Только тогда Юрий Анатольевич принял решение в мою пользу. После спринта, в котором я добралась до полуфинала, он даже подошёл ко мне и сказал, «Спасибо, что убедила: ты единственная, за чей результат сегодня не стыдно».
— Лыжные гонки — очень камерный, я бы сказала, замкнутый вид спорта. Насколько важно чтобы внутри команды были хорошие отношения?
— Это как в семье. На работе все обычно напряжены, сосредоточены, сконцентрированы, но потом люди приходят домой в семью, и понимают, что можно расслабиться. Вот и в команде важно, чтобы, возвращаясь с тренировок или соревнований, спортсмены могли хоть немного сбросить напряжение.
— У вас это получалось?
— К сожалению, нет. У нас всё было слишком жёстко. Когда я возвращалась домой, мама всегда говорила: ты как волчонок. На всех смотришь с таким выражением в глазах, словно ждёшь, откуда прилетит. Это действительно было так. Требовалось два-три дня, чтобы прийти в себя.
— Вопрос, как понимаете, не случаен. Когда на этапе кубка России в Кировске случилась стычка между Александром Большуновым и Александром Бакуровым, а Савелий публично отреагировал на это в соцсетях, я даже подумала: зачем обострять и без того непростые отношения с лидером сборной? Как потом выступать в одной команде?
— Я смотрела ту гонку. Телефон лежал рядом, и я, наверное, одной из первых увидела пост сына. И сразу ему написала. Тоже думала — может, не надо было настолько резко реагировать?
— И что ответил сын?
— При том, что Савелия переполняло желание вступиться за друга, он ведь не сразу опубликовал те слова. То есть, это не было сделано сгоряча. Он выждал какое-то время, искренне полагая, что Большунов извинится перед Бакуровым сразу после инцидента. А когда извинений не последовало, решил высказать своё к этому отношение.
— Я правильно понимаю, что ваш муж Евгений Уфтиков получил нейтральный статус от FIS и сможет теперь находиться рядом с Коростелёвым на гонках в качестве сервисмена?
— Да. В Давосе Евгений тоже был.
— Вы обсуждали с ним сложности, с которыми наши спортсмены могут столкнуться в плане подготовки лыж? В частности — отказа от фтора?
— Бегать на фторе, или без — это как решать по утрам, добавлять в кофе молоко, или нет. Вкус напитка в зависимости от выбора меняется, становится мягче или резче, но в принципе, это всё тот же кофе. Лыжные структуры работают схожим образом. Проблема здесь не в самом отсутствии фтора, а в отсутствии наработок по работе с новыми материалами. Плюс — очень ограниченная возможность для постоянного тестирования, тем более сейчас, когда работать предстоит фактически в одиночку, без команды.
Но у Евгения будет почти полтора месяца на то, чтобы компенсировать недостаток практики в этой области. Опыт у него колоссальный, он много лет катался со сборной на этапы Кубка мира в Европу, и у наших ребят никогда не возникало проблем с подбором лыж. Этой весной Евгений с Савелием ездили вместе на сбор специально для того, чтобы тестировать лыжи на европейском снегу. Лыжи не новые, они полностью очищены от фтора. С подготовкой инвентаря сейчас вообще проблем не возникает. Даже если нет своего оборудования, многие команды идут навстречу, предоставляют всё необходимое.
— Когда вы рассказывали про математические склонности вашего сына, я начала понимать, откуда берутся столь глубокие познания в плане статистики других гонщиков, того же Йоханнеса Клэбо. Савелий всегда этим интересовался?
— Да. Как и муж, кстати. Они оба очень дотошные в плане того, что происходит в лыжных гонках, всегда это обсуждают. Я, если честно, давно уже вообще не лезу в их разговоры, не держу в голове результаты — у меня хватает своих забот. Но знаю, что по любому вопросу, связанному с гонками, мне есть, кого спросить — даже справочники не нужны. Муж помнит просто всё: кто выигрывал на том или ином чемпионате мира или кубке, кто бегал спринты, кто эстафеты, какой тактикой. Со мной, бывает, Евгений спорит, но лишь в тех случаях, когда речь заходит о моих собственных выступлениях, которые я помню особенно остро.
— Фраза вашей мамы: «Если оглядываешься назад, тебя обязательно обгонят». Насколько эти слова актуальны сейчас, когда возросла конкуренция и спортсмен должен каждую секунду понимать, что происходит у него за спиной?
— Мама имела в виду, что никогда нельзя оглядываться, когда бежишь впереди. Повернул голову назад — значит, рискуешь споткнуться, потерять время. В этом ведь не только спортивный смысл заложен, но и глубоко философский. Но, конечно же, в спокойной обстановке, с холодной головой важен анализ: готовности конкурентов, их слабых сторон, сильных, различных ситуаций, где можно использовать промахи соперников в свою пользу. Так что крутить головой иногда приходится на 360 градусов.
— До сих пор помню, насколько нервная штука — Олимпийские игры, и как важно уметь раньше времени не дать выхода эмоциям. Вы с Савелием разговариваете об этом?
— Пока ещё нет, потому что осознание, что вот они — Олимпийские игры, и сын в них участвует, пришло только в понедельник вечером. Я видела, как сильно Савелий живёт этой надеждой, как боялся того, что она может быть перечёркнута в последний момент. Мне кажется, он до сих пор не поверил, что все страхи уже позади. Хотя, муж звонил перед отъездом из Давоса, сказал, что известие о допуске всех прямо окрылило.
— А сами вы сильно нервничали, когда выступали в Ванкувере?
— Почему-то я воспринимала те Игры, как должное. Как закономерную вещь: шла-шла-шла к результату, дошла до следующей ступени и на неё поднялась. У меня ведь в тот сезон летом случилась довольно тяжёлая травма, надрыв связок голеностопа. Я очень переживала, что не успею восстановиться. Поэтому все мысли были сконцентрированы на задаче как можно быстрее вернуться в строй. Ни руководство, ни тренеры не рассчитывали в Ванкувере на женскую команду и уж тем более — на медаль. А у меня было совершенно чёткое внутреннее ощущение, что без призового места я с тех Игр не уеду. До сих пор люблю вспоминать, как летели в Ванкувер с Сашей Легковым, и он мне говорит: «Ну что, Наташ, поехали за машинками?» А я ему отвечаю: «Кто за машинками, а кто за медалью». То, что к этой медали может прилагаться, меня вообще не интересовало.
Свежие комментарии