Перелом ладьевидной кости и глубокий порез бедра не помешали Марии Захаровой продолжить карьеру, хотя она и пропустила три года. По словам её мамы и тренера Анны Царёвой, поначалу девушка планировала вернуться на лёд ради получения звания мастера спорта, но потом стало понятно, что она способна соревноваться с лучшими.
В интервью RT специалист также рассказала, почему в своё время ушла из «Хрустального», объяснила, чем ей импонирует работа с Еленой Буяновой, и призналась, что Анну Погорилую следовало больше хвалить и поддерживать.Иногда тренерские судьбы складываются совершенно непредсказуемым образом. Со своей наиболее известной ученицей, Анной Погорилой, Анна Царёва работала на протяжении почти всей карьеры спортсменки. Вместе они четырежды побеждали на этапах Гран-при ISU, три раза добирались до пьедестала европейских чемпионатов, в 2016-м завоевали бронзу мирового первенства. Но после того, как ученица завершила карьеру, а совсем юная Майя Хромых перешла в группу другого специалиста, тренер осталась безо льда — была вынуждена уйти вместе с дочерью на небольшой частный каток. И только год с небольшим назад, когда дочь, Мария Захарова возобновила тренировки после травмы, у специалиста появилась возможность полноценной работы — в ЦСКА.
После того, как Захарова выступила на этапе Гран-при России в Магнитогорске, безупречно исполнив в произвольной программе четверной тулуп и показала второй результат вслед за Аделией Петросян, мы договорились с Царёвой об интервью.
— Мне всегда казалось, что тренер, доказавший, что умеет давать результат — достаточно большая ценность в любой спортивной школе. Вы же ушли из «Хрустального» фактически в никуда. Почему?
— Видимо, руководство катка было в большей степени заинтересовано в другом тренере, у которого имелось больше спортсменов, более высокие результаты. Соответственно, этому тренеру создавались приоритетные условия. В том числе — в наборе фигуристов в группы.
— Даже если эти фигуристы катались в этой же самой школе в группах других специалистов?
— Да. Руководителей тоже можно понять: когда есть хорошие дети, хочется, чтобы все они катались у сильного тренера. Но у меня нет по этому поводу претензий. В конце концов, руководители «Хрустального» были честны в своих действиях — это не тот случай, когда что-то делалось за спиной. Соответственно, каждый сам решал: устраивают его эти правила игры, или нет.
— Судя по тому, что вы не оказались в числе тренеров на новом большом катке, вас эти правила не устроили?
— Туда меня и не звали. Да, собственно, и в «Хрустальном», когда там освободился лёд, мне сразу объяснили, что для меня места нет. Хотя официально я продолжала числиться тренером школы.
— Обидно было это слышать?
— На то, чтобы как-то сильно обижаться, в тот момент просто не было времени: у Маруси случилась травма — достаточно сильный стрессовый перелом ладьевидной кости. Пришлось делать операцию, после которой дочь целый год вообще не выходила на лёд. Представляете, что такое для девочки в переходном возрасте год не кататься?
— Фактически, завершение карьеры.
— Об этом и речь. Но мы постарались провести это время с максимальной пользой. Маруся сдала ОГЭ, после этого за один год закончила 10-й и 11-й классы, получила «пятёрки» по всем предметам, кроме иностранного языка, поступила в институт физкультуры. Я продолжала работать — на частном катке. На самом деле в тот период было очень сложно с деньгами, потому что приходилось постоянно ломать голову, как окупить лёд. Поскольку площадка у нас была маленькой, 24 х 54, набрать в группу большое количество человек, не представлялось возможности. Да и тем, кто катался, было непросто создать определённые условия.
— В частной школе, насколько понимаю, вообще непросто налаживать тренировочный процесс.
— Да, это так. С одной стороны, ты должен брать всех желающих, с другой — все родители хотят, чтобы у их ребёнка был результат. Соответственно приходится одновременно заниматься с очень большим количеством детей, от этого падает эффективность работы. Мы и в ЦСКА-то ушли, когда Маруся вернулась на лёд после перелома, и я поняла, что на нашем маленьком льду она банально перестала помещаться.
Маруся на тот момент не имела звания мастера спорта. Она прыгала все тройные, но не успела сдать норматив в 15 лет из-за того, что родилась после 1 июля. Мне же очень хотелось, чтобы «мастера» мы получили. В отличие от КМС (кандидата в мастера спорта), это звание несгораемое.
В общем, мы поговорили, выяснили, что дочь тоже этого хочет, и я поняла, что нужно искать место в государственной школе. Хотя, если совсем честно, я с самого начала хотела попасть в ЦСКА — в команду Елены Германовны (Буяновой).
— Почему именно к ней?
— Я всю свою тренерскую жизнь работала одна. Знала, что не могу позволить себе даже ненадолго психологически расслабиться, куда-то уехать, отправиться в отпуск больше, чем на две недели, зная, что на катке меня просто некем заменить. Не то, чтобы исчерпала себя, скорее, захотелось хоть какой-то поддержки. Елена Германовна — это человек, которого я знаю очень много лет и которого люблю безусловной любовью, стопроцентно ему доверяю. В тренерской работе это очень важно.
Помимо Буяновой наша команда — это Ирина Анваровна Тагаева, Марина Леонидовна Селицкая, любой из них я могу со спокойной душой оставить своих спортсменов. Знаю, что никогда не пропущу тренировку, если на то не будет крайне серьёзной причины, но сама мысль, что я могу при необходимости её пропустить, даёт очень большое психологическое спокойствие.
— Я много раз слышала от врачей, что стрессовый перелом — это всегда следствие чрезмерно больших нагрузок. Когда он случился у вашей дочери, это не стало поводом задуматься: «Что я делаю не так?»
— Здесь получается замкнутый круг. Если у фигуриста не наработан большой объём работы, ему становится очень сложно выдерживать соревновательный стресс. Нагрузки у Маруси реально были большими: она в юниорском возрасте в свой последний сезон перед тем, как случилась травма, уже прыгала два четверных прыжка в произвольной программе. Даже на соревнованиях однажды квад сделала.
Но мы реально не задумывались ни о чём подобном, когда возобновляли карьеру. Тем более, что почти сразу после прихода в ЦСКА в самом начале октября случилась еще одна травма — Марусю сильно порезали на тренировке: в неё на полном ходу врезался спортсмен, который спиной выезжал с прыжка. Совершенно случайный момент, в котором никто не виноват — просто неудачное стечение обстоятельств, но именно из-за этого мы потеряли почти весь прошлый сезон. Могу показать вам фотографию, но предупреждаю сразу: это очень страшно.
Когда всё это произошло, дочь прямо со льда увезли в филатовскую больницу, она там провела пять дней под капельницей. Была сложная операция по зашиванию тканей, большая потеря крови. Лезвие рассекло мышцу бедра над коленом на пять сантиметров в глубину, да и сам порез получился широким. Когда всё зарубцевалось, пришлось долго и довольно мучительно растягивать шов, чтобы восстановить эластичность мышцы, её функции.
— Кость не пострадала?
— Нет, только мягкие ткани. Повезло, что у фигуристов бёдра накачаны, иначе можно было вообще без ноги остаться.
— После таких травм страха у спортсмена не появляется?
— Первое время, безусловно, такое бывает, тем более, что у Маруси по очереди пострадали обе ноги. Сначала в гипсе была правая, потом под удар попала левая. Но со временем всё забывается.
Ну а в январе, когда дочка восстановилась после всех травм, начала выступать и выполнила на турнире в Кирове норматив мастера спорта, я вдруг увидела, что она вполне способна соревноваться с девочками, которые выступают на чемпионате России.
— А четверной прыжок? Не станете же вы утверждать, что это элемент, который так просто восстановить в 18 лет? Тем более — с ростом в 165 см.
— Ну, если человек умеет это делать, почему нет? Тренер ведь тоже не с потолка информацию берёт. Он видит, насколько хорошо фигурист натренирован физически, готов ли он сам идти на прыжок. В конце концов, есть страховка. Вопрос только в том, доверяет спортсмен тренеру, или нет.
— Если бы сейчас у вас каталась Аня Погорилая, что вы сделали бы с ней иначе?
— Очень многое. Наверное, каждый день рассказывала бы ей, какая она прекрасная уникальная фигуристка, как хорошо она может кататься, и что именно это она должна показывать на льду в своих выступлениях. Я же постоянно как бы угрожала. Твердила: не будешь работать, тебя все смогут обогнать, на соревнования не отправят — и всё в том же духе.
— Надо ли понимать, что Марусю вы сейчас постоянно хвалите?
— Ну, нет, как можно постоянно хвалить?
— Так сами же только что произнесли все нужные слова: необыкновенная, красивая, всё умеет, всё может…
— Это всё так, но есть какие-то рабочие моменты. Самые банальные: нужно сделать какое-то задание, а спортсмен не настроен его выполнять. Знаете, в чём здесь заключается разница? Она, как мне кажется, в праве выбора. У Погорилой его просто не было — за неё этот выбор делали совсем другие люди, включая меня. И оказывалось, что Аня всем постоянно должна. Это очень сильно над ней довлело. Сейчас же я понимаю, что спортсмен сам должен для себя решить, что он любит, чего хочет, и чем готов ради этого жертвовать.
— Некоторое время назад разговаривала с Ксенией Синицыной, и она призналась, что её психологию очень сильно изменил сбор у Рафаэля Арутюняна в 2019-м. Где никто никого не заставляет работать, а вперёд вырывается тот, кто в большей степени жаждет добиться результата.
— Это я и имею в виду. Поэтому не могу сказать, что заставляю дочь тренироваться. Вот вам последний пример, кстати: на этапе Гран-при в Казани мы не планировали ставить в произвольную программу второй четверной прыжок.
После короткой программы Маруся сама решила, что будет его делать, хотя в таком варианте программу мы вообще не накатывали. Но меня, как говорится, поставили перед фактом. На тренировках же я слежу за тем, как в целом идёт процесс, указываю на какие-то недочёты, иногда останавливаю, чтобы Маруся не перегрузила себя, хотя чаще её останавливает Елена Германовна. Конечно, в какие-то моменты бывает тяжело. Но всё это — выбор дочери. Точно так же я относилась к выбору сына. Он хоккеист и однажды сказал, что хочет играть в США.
— И что?
— Уехал. Хотя конечно же мне больше хотелось, чтобы он остался дома.
— В каком возрасте, кстати, вы поставили дочь на коньки?
— Уже не помню, год и восемь Марусе было, или год и девять. Что удивило, она сразу поехала.
— Сейчас вы строите планы по ещё более солидному усложнению программ?
— Если вы про тройной аксель, он у нас в ближайших целях есть. Но не на текущем этапе. Чтобы серьёзно работать над прыжком, надо дождаться окончания сезона. Сейчас всё время возникают какие-то помехи. Я, честно говоря, вообще не люблю загадывать. Всегда поражаюсь людям, которые живут по чётко расписанному плану. У меня так не получается. Но мне хочется, чтобы Маруся каталась долго. Она красивая на льду, много чему можно ещё научиться. У нас же реально выпали три года, когда обучение должно было идти полным ходом. В последний раз перед травмой мы выступали на юниорском первенстве Москвы в начале сентября 2022-го — планировали отобраться на этапы кубка России, а вернулась Маруся на том же самом сентябрьском чемпионате Москвы этого сезона. И сразу стала второй — за Ксенией Синицыной.
С другой стороны, в этом тоже можно усмотреть свои плюсы: мы не успели никому надоесть.
Свежие комментарии