Командир батальона «Восток» МВД Донецкой Народной Республики Александр Ходаковский рассказал RT о финальной стадии операции по освобождению Мариуполя. Подполковник участвует в защите Донбасса с 2014 года. О том, как проходит зачистка города от оставшихся украинских формирований, почему военные тратят силы на помощь мирному населению и какая судьба может ждать военнопленных — в материале RT.
— По данным Минобороны, за сутки в Мариуполе сдались в плен 1160 военных 36-й бригады морской пехоты ВСУ. Они были заблокированы нашей армией на металлургическом заводе имени Ильича. Значит ли это, что украинские военные начинают массово сдаваться и прекращают сопротивление в городе?
— Пока об этом говорить рано. На заводе Ильича мы поставили противника в безвыходное положение. Наши подразделения окружили территорию и постоянно теснили морпехов к центру завода, а туда регулярно прилетают снаряды нашей артиллерии. Поскольку это не жилые кварталы, а промышленная зона, то мы не стеснялись в выборе калибра и способах подавления сопротивления. В результате у противника остался только один выбор: погибать или поднимать руки и сдаваться. Кто-то попытался прорваться, но мы блокировали эту попытку.
— Теперь мариупольский завод Ильича полностью очищен от украинских военных?
— Нет, территория завод огромная — десятки квадратных километров. Поэтому, возможно, там ещё есть отдельные военные, которые не сдались. Мы будем сжимать кольцо вокруг завода, пока не зачистим всю территорию. Нам надо спокойно и методично «доработать» этот объект, чтобы точно знать, что территория зачищена.
— Как проходит зачистка территории от оставшихся украинских формирований?
— При этих работах мы исходим из принципа, что никто не сдался. Мы не имеем права обольщать себя достигнутыми результатами, поэтому мы считаем, что каждое здание, каждый участок находится под контролем противника. Если мы там никого не находим, то мы продолжаем движение к следующему объекту, исходя из принципа, что там обязательно кто-то есть. Мы не ходим по городу расслаблено.
— Командование ВСУ ещё предпринимает попытки снабдить оставшихся в Мариуполе украинских военных боеприпасами и другими ресурсами, чтобы они могли продолжить воевать?
— Само положение дел вокруг Мариуполя не позволяет завозить сюда извне боеприпасы, питание, медикаменты для украинских военных. Мы понимаем, что у противника ещё остался какой-то ресурс, но складывается устойчивое впечатление, что это ресурс, так сказать, на последний бросок, последний бой. Например, мы видим, что противник больше не прибегает к крупному калибру, из этого делаем вывод, что даже если у него и осталась артиллерия или танки, то не хватает боезапаса, чтобы их применять и регулярно «огрызаться».
— В сети на днях появилось обращение командира 36-й отдельной бригады морской пехоты. Он заявил, что вместе со своими подчинёнными якобы продолжает сопротивление, после того, как им удалось выбраться из окружения и соединиться с националистическим батальоном «Азов» на металлургическом комбинате «Азовсталь». Вам известно, где комбриг находится сейчас и сколько с ним ещё людей из бригады?
— На самом деле они не выбрались из окружения, а перебрались из одного котла в другой. Украинские военные, которые ещё не сдались, просто отсрочили поражение, которое их ждёт.
Мы видели, что внутри зоны окружения, внутри нашего кольца происходили перемещения мелких групп. Мы их отслеживали и понимали, что какая-то незначительная часть противника мигрировала с завода Ильича на завод «Азовсталь». То, что они делают перебежки в зоне нашего контроля, — не приоритетная задача, которую сейчас надо решать.
Комбриг бросил свой личный состав, и в результате ускорил процесс сдачи своих подчинённых, которые без руководства оказались деморализованы. Последние три недели мы видим, что украинские подразделения практически не имеют связи друг с другом. Поэтому сотням морпехов, которые остались на Ильича, доподлинно не было неизвестно, где именно находится их комбриг: продолжил ли он сопротивление или просто сбежал.
— Вы сказали, что фактически позволили незначительной части украинских морпехов сбежать из одного окружения в другое. Сколько человек могли сбежать с комбригом?
— Это были очень незначительные группы, однозначно меньше ста человек.
— Как вы относитесь к идее отправить военнопленных на восстановление разрушенных городов?
— Положительно. Но сначала надо освободить все территории, потому что противник продолжает разрушать города и посёлки в Донецкой области. Мы не можем начать восстановление, пока продолжаются обстрелы.
Надо отодвинуть противника как можно дальше, лишить его возможности сопротивляться, а уже потом заняться мирным трудом и восстановлением. Например, их можно будет направить на восстановление Мариуполя. Пусть пару лет поработают там, как это было с немецкими военнопленными после Великой Отечественной войны. Это будет правильно, потому что рабочих рук точно будет не хватать, а бесплатных рабочих рук — и подавно.
— В своём Telegram-канале вы часто рассказываете, как военные помогают мирным жителям найти пропитание, жильё, решить проблемы с медицинской помощью. Вы также писали, что сейчас в Мариуполе «очень не хватает помощи гражданских властей». Что конкретно надо сделать, чтобы люди смогли получать системную помощь?
— Нужно открыть социальные центры, которые будут принимать людей, общаться с ними и ставить перед центральными властями народных республик вопросы об обеспечении людей транспортом, финансами, жильём.
Даже в 2014 году, когда власть в Донецке полностью рухнула, мы создали колл-центры, куда люди звонили и просили о помощи. Эти центры сообщали нам, военным, о задачах, которые надо решать. А мы в свою очередь, располагая транспортом, финансами, помогали людям. Сейчас таких колл-центров очень не хватает.
Кроме того, не хватает поддержки со стороны общественных организаций и политических партий. Сейчас местным депутатам в целях безопасности запретили работать на освобождённых территориях. Мне это решение кажется избыточным: кто-кто, а депутаты должны ехать и помогать местным людям.
— У Донецкой Народной Республики есть ресурсы, чтобы помогать тысячам мирных жителей?
— Да, в частности, есть серьёзные человеческие ресурсы: те же депутаты и общественники. Донецк, например, однозначно ещё не исчерпал свои возможности по расселению беженцев. Перед проведением в городе Евро-2012 было построено огромное количество гостиниц и хостелов. Многие из них уже эксплуатировались. Надо создавать там общежития для временно переселённых людей, которые остались без крова.
— Вы военнослужащий, и сейчас у вас есть очень важные задачи по освобождению территорий. При этом вы регулярно тратите своё время и ресурсы, чтобы помочь мирным жителям. Почему?
— Понимаете, помочь мирному населению — стратегическая задача. Это важно с гуманистической точки зрения, когда к людям надо проявить человеческое отношение, и с политической точки зрения, когда надо учитывать последствия наших решений.
Сейчас мы решаем свои военные задачи, и это в том числе ложится на плечи мирных жителей освобождаемых территорий. Если мы оперативно возьмём их под свою опеку, тогда они не будут чувствовать себя брошенными.
Если мы проигнорируем их и откажемся помогать, то в них останется чувство обиды на нас. Надо понимать, что эти люди останутся в нашем обществе после победы и освобождения территорий. Мы хотим, чтобы с нами рядом жили обиженные на нас люди? Я так не думаю. Так что это вопрос отложенного платежа.
— Как сейчас к российским и донецким военным относятся мирные жители Мариуполя и других освобождённых территорий?
— За время спецоперации я общался с сотнями мирных людей. Сейчас они воспринимают нас как стихийное бедствие: несколько лет подряд накалялась ситуация, которая сейчас разразилась громом. То есть они относятся к нам как к части стихийного бедствия, какого-то неизбежного процесса, который движется сам по себе, даже без нашей воли.
С другой стороны, мы, военные, по своим возможностям помогаем мирным. И у людей формируется раздвоенное отношение: претензии они предъявляют стихийному бедствию, а благодарность — конкретным людям. И этот момент лучше не упускать.
— В Мариуполе сейчас организована военная или гражданская власть?
— Нет, гражданских властей нет, военные комендатуры пока тоже не созданы. Просто военные люди проявляют обычное человеческое отношение к мирным людям.
Я, например, не стесняюсь оставлять жителям свой номер телефона. Мне звонят и просят решить какие-то проблемы. Например, недавно позвонила беременная девушка, которая с семьёй живёт в подвале соседского дома. У неё повысилась температура, и мы довезли до больницы в Новоазовске, чтобы врачи её посмотрели. Конечно, мы отвлекаем свой ресурс, но как иначе? Мы не можем просто бросить людей без помощи.
— В городе сейчас проходит разминирование жилых районов и улиц или пока такие работы проводить рано?
— Пока системных работ по разминированию всего города не ведётся. В подразделениях есть штатные сапёры, которых мы задействуем, если нужно решать срочные вопросы. Например, к нам обратились жители, у которых в потолке квартиры застряла мина, и попросили её убрать — мы, конечно, помогли.
— В последние дни в сети ведутся разговоры о том, что волонтёрам, военным корреспондентам и общественникам очень трудно провезти через российскую границу гуманитарную помощь из-за того, что досматривают все грузы, часть отправляют на экспертизы, заставляют заполнять многочисленные декларации. Как вы считаете, что нужно сделать, чтобы увеличить поток гумпомощи с российской стороны?
— Должен быть организован зелёный коридор в Донбасс. Нам со всех концов Россию везут помощь. Волонтёры складируют вещи вблизи границы на российской территории, потому что не могут провезти их дальше. Мы им говорим: «Приезжайте, пожалуйста, по такому-то адресу, там люди, которые сами согласились предоставить гараж как временный склад. Оставьте вещи там, а мы при оказии их заберём». В результате у нас есть грузы, которые больше месяца лежат недалеко от границы, а мы не можем их забрать.
Например, не дают провезти плиты для бронежилетов. Это не оружие, не спецсредства, просто две железяки для каждого бронежилета, но кому-то они спасают жизнь.
К сожалению, сейчас процесс пропуска гумпомощи крайне бюрократизирован. Я понимаю, если бы речь шла о провозе грузов с нашей территории в Россию. Тут без тщательного досмотра не обойтись, чтобы не пропустить нелегальное оружие, например. Но что можно такого из России привезти в Донбасс, что будет опаснее, чем сами боевые действия? Тут бомбы всюду летят, небо на землю падает.
Проблемы с пропуском гумпомощи были и в 2014 году, но тогда это было частным вопросом Донбасса. Но сейчас уже Россия проводит спецоперацию, давайте позаботимся о людях, которые в Донбассе решают важные для своей родины задачи.
Свежие комментарии