Приличный возраст и отсутствие наград не приговор, если продолжаешь получать удовольствие от фигурного катания, а также поддерживать и развивать качества, которые необходимы в профессии. Об этом в интервью RT заявил Павел Дрозд. По словам фигуриста, возможно, его извилистая карьера была нужна для того, чтобы дождаться такой партнёрши с характером, как Елизавета Шичина.
Двукратный призёр чемпионата мира среди юниоров в танцах на льду также рассказал, почему расстался с Елизаветой Шанаевой, объяснил, почему часто летает из Москвы в Петербург, и ответил на вопрос, почему не торопится завершать карьеру.— На протяжении последних лет вы выступали с разными партнёршами, но не сказать, чтобы слишком ярко. И мне кажется, не могли не задавать себе вопрос: «Ради чего я продолжаю кататься?»
— Путь у меня в танцах на льду достаточно тернистый, долгий, были и взлёты, и моменты, когда приходилось начинать всё заново, в этом, наверное, и заключается уникальность моей карьеры. Могу сказать: если бы я не понимал, для чего катаюсь, если бы не получал от этого удовольствия, то давным-давно мог бы сломаться и вообще закончить со спортом. Понятно, что с сомнениями различного рода так или иначе сталкивается каждый спортсмен, но, когда ты меняешь партнёра и начинаешь всё с нуля, это порой сильно бьёт по голове. Сразу появляются мысли: правильно ли я поступаю? Стоит ли продолжать? Мы же прекрасно понимаем, сколько часов тяжёлого труда, как физического, так и морального, уходит на создание того или иного дуэта. Это точно не тот случай, когда людям нечем заняться, и они решили покататься вместе.
— Судя по тому, что вы продолжаете тренировки, ответ для себя вы нашли?
— Век спортсмена короток, в нём нет опции «отмотать назад». Мне бы точно не хотелось закончить карьеру на эмоциях, и всю оставшуюся жизнь мучить себя вопросом, правильно ли поступил. Но могу точно сказать, что танцы на льду для меня — история не только про спорт.
— Прекрасно вас понимаю. Но ведь все без исключения спортсмены начинают свой путь с верой в то, что рано или поздно дождутся своего часа, начнут побеждать. Одно дело думать об этом в 17-18 лет, и совершенно другое, когда уже под 30.
— Мы все так или иначе стремимся на пьедестал, было бы глупо это отрицать. Результат в нашем виде спорта никто не отменял, а результат — это прежде всего медали. Но я искренне убеждён, что у каждого спортсмена есть уникальность его собственного пути, есть потенциал, который ты можешь реализовать, есть образы и истории, которые можно прожить на льду. Взять нашу с Лизой произвольную программу, которую мы поставили к этому сезону — историю взаимоотношений выдающейся балерины Матильды Кшесинской и императора Николая II. Не уверен, что сумел бы по-настоящему раскрыть эту тему, катай я подобную программу десять лет назад. С возрастом приходит совершенно иная осознанность катания. Ты уже не ограничиваешь задачу тем, чтобы чисто сделать все элементы, чувствуешь палитру гораздо глубже, и вот эта чувственная составляющая приносит порой ничуть не меньше удовлетворения, чем результат на табло.
— Иначе говоря, в какой-то момент начинаешь понимать, что запомниться зрителю — это ничуть не менее ценное достижение, нежели та или иная сиюминутная победа?
— В целом вы правильно поняли мою мысль.
— Кто, кстати, придумал вашу умопомрачительную поддержку, в которой партнёрша сидит у вас на плечах в поперечном балетном шпагате?
— Мы креативим с нашим замечательным тренерским штабом, очень много времени проводим в зале. В том числе ради того, чтобы находить вот такие запоминающиеся вещи. Но опять же, это не поддержка ради поддержки. Нам показалось, что элемент очень хорошо вписывается в общую канву программы. Перед нашим с Лизой выступлением на недавнем чемпионате Москвы тренеры, настраивая нас, сказали: не думайте ни о результате, ни об элементах. Откатайте историю. Судя по реакции трибун, да и по отзывам со стороны, постановка действительно зацепила людей. Одно это стоит всех уже вложенных усилий. Но впереди ещё большой пласт работы.
— Бородку вы отрастили специально под образ самодержца?
— Да. Это была идея наших специалистов. Одной из неизменных составляющих моего имиджа всегда были кудряшки, а здесь, учитывая образы наших программ, решили попробовать поиграть не только с костюмами, но и с внешностью.
— Кудряшки, надеюсь, у вас натуральные?
— Конечно. Кстати, волосы стали виться заметно сильнее, после того как меня побрили перед службой в спортивной роте.
В большом интервью Ксении Геннадьевны (Румянцевой. — RT) тех времён был смешной момент. Она рассказывала, как мы с Аллой Лободой должны были в августе ехать на этап юниорского Гран-при в Куршевель с «Жизелью», а принц внезапно оказался лысым.
— Представляю себе шок и ужас тренеров.
— Ну вот, да. Хотя всё оказалось не так страшно. За лето волосы успели слегка отрасти, и в Куршевель я поехал с «газончиком» на голове.
— Елизавета Шичина, с которой вы выступаете сейчас, гораздо менее опытнее. Ощущение, что чисто технически партнёрша не дотягивает до нужного уровня, вам знакомо?
— Разница в опыте, как и в возрасте, у нас, безусловно, есть, но не могу не отметить просто невероятную работоспособность и трудолюбие Лизы, её желание и готовность вникать в мельчайшие нюансы движений в танце. Впечатление ведь всегда складывается из мелочей. Я очень рад, тому уровню доверия и взаимопонимания, который сложился между нами — порой нам не приходится даже проговаривать какие-то вещи. Возможно, это как раз и помогло нам быстрее скататься в первый сезон.
— После которого у вашей партнёрши случилась совершенно жуткая история с ногой.
— Да, травма была очень непростая. Никому поначалу и в голову не могло прийти, что последствия не самой серьёзной на первый взгляд проблемы окажутся столь тяжёлыми. Когда Лиза попала в больницу, я вообще не думал, честно говоря, вернёмся мы на лёд, или нет: в первую очередь было важно, чтобы она выкарабкалась. Ногу ведь реально пришлось спасать. Собственно, отделение так и называлось — центр спасения конечностей. Там Лиза провела около месяца, затем был длительный курс реабилитации, и на лёд она впервые вышла только в июне.
Лиза меня тогда потрясла своим характером, умением преодолевать даже самые непростые обстоятельства. Лёжа в клинике, она думала лишь о том, чтобы побыстрее вернуться на лёд. Даже просила врача делать надрезы поменьше, чтобы процесс восстановления прошёл как можно быстрее. Я тогда задумался: может быть вся моя извилистая карьера была нужна для того, чтобы дождаться именно такую партнёршу?
— Ваш нынешний тренер Ксения Румянцева в своё время назвала разрыв с Аллой Лободой безумием и очень большой ошибкой Анжелики Крыловой. А как воспринимали то решение вы?
— Мне кажется, копаться в прошлом, пытаясь понять логику или правомерность тех или иных событий, не имеет большого смысла. Проще принять случившееся, как данность, и двигаться дальше.
— В теории это, безусловно, так, но мне, например, до сих пор не слишком понятен ваш уход от Александра Жулина, который случился в 2024-м. Вы сказали множество хороших слов в адрес тренера, очень тепло отозвались о штабе, о Елизавете Шанаевой. Если всё обстояло так замечательно, зачем потребовалось уходить? Стало скучно?
— Ну что значит «скучно», мы же не в детском саду? Я действительно с огромной благодарностью вспоминаю весь пройденный путь в группе Жулина, свою работу с Александром Вячеславовичем, с Петром Вячеславовичем Дурневым, с Сергеем Георгиевичем Петуховым, с Дмитрием Ионовым, с которым, считаю, мы делали удивительные вещи в акробатических поддержках. Но в последний год совместных выступлений у нас возникла определённого рода стагнация. Мы с Лизой понимали, что надо что-то делать, что-то менять, просто у каждого были свои представления о том, что именно идёт не так. И эти представления в какой-то момент перестали совпадать. В итоге Лиза приняла решение остаться в группе, а я вернулся к Ксении Румянцевой, и очень благодарен нынешнему тренерскому штабу за то, что мне дали такую возможность.
— Знаю, что вы периодически летаете из Москвы в Питер. Это сугубо личные поездки, или же они связаны с работой?
— Мои родители и сестра давным-давно переехали вместе со мной в столицу, но Петербург всё равно остаётся родным домом, я безумно его люблю и всегда по нему скучаю. Летаю большей частью по работе в меру своего графика, ставлю программы не только танцорам, но и тем, кто выступает в других дисциплинах, включая синхронное катание — сотрудничаю с командой «Парадиз».
— Это работа для души или чисто для заработка?
— Если бы речь шла только о деньгах, у меня точно не было бы нужды мотаться ради этого в Петербург. Конечно, если говорить в целом, то моя спортивная карьера стоит в приоритете, поскольку это продукт не только моих собственных усилий, но и всех людей, которые идут вместе со мной по этому пути. Кстати, возможность совмещать тренировки с постановочной работой добавляет мне определённых плюсов, как спортсмену.
— В каком смысле?
— Это очень обогащает внутренне, даёт некий дополнительный инструментарий, позволяющий немножко выйти за рамки. По этой причине я стараюсь смотреть как можно больше различных постановок вне фигурного катания, тренировать насмотренность, так сказать.
— Принято считать, что с возрастом спортсмен начинает терять резкость, гибкость, способность быстро восстанавливаться. Применительно к себе вы чувствуете, что какие-то качества начинают уходить? Или многолетний опыт выступлений компенсирует и это тоже?
— Опыт способен дать спортсмену много, особенно в плане преодоления каких-то жизненных трудностей, но надо понимать: если ты всерьёз начнёшь полагать, что можно бесконечно выезжать за счёт каких-то природных данных, спорт очень быстро для тебя закончится. Поэтому во всём должна быть система. Как я люблю говорить, фигурное катание — это прежде всего мозг. Как ни крути, именно головой ты понимаешь, что все качества, которые необходимы в профессии, нужно не только поддерживать, но постоянно развивать.
В плане возраста, кстати, если мы посмотрим на то, что происходит на международном льду, то заметим, что большинство дуэтов, наиболее успешно выступающих в танцах, это люди, которым за 30. Мне кажется, это является косвенным подтверждением того, о чём я говорил, рассуждая об осознанности и глубине катания. Понятно, что при этом нужно иметь определённую физическую форму, чтобы не просто доезжать до конца программы, но доносить до зрителя ещё и эмоции, какие-то идеи, заставляющие думать, переживать, выделять программу из общего ряда, запоминать её. По большому счёту из этих нюансов и складывается общая картина.
Я бы провёл здесь аналогию с балетом. Много десятилетий на самых разных сценах танцуют «Лебединое озеро», «Жизель», другие классические спектакли, но есть исполнители, которые остаются в памяти поколений, как канонические. Как осталась Галина Уланова в партии Жизели или Джульетты. Из этой же категории — «Умирающий лебедь» Майи Плисецкой с невероятной харизмой исполнительницы, её же «Кармен».
— Вы видели этих балерин на сцене?
— Вживую не довелось, только в записи, но балет я действительно очень люблю и какие-то культовые вещи, конечно же, стараюсь не пропускать. В моём понимании классическая хореография неразрывно связана с нашим видом спорта.
— Не знаю, насколько это верно, но слышала на катке версию: мол, вы до сих пор катаетесь только по той причине, что это нравится вашей маме.
— Версия интересная, но я всё-таки давно уже не юниор, которого мама привела на каток. Даже если бы кто-то заставлял меня кататься, у меня было множество возможностей вообще закончить со спортом. Другой вопрос, что я сам не знаю, как могла бы сложиться моя жизнь, если бы не поддержка семьи и близких. Все мы иногда бываем на, скажем так, эмоциональном дне, и в такие моменты очень важно, чтобы рядом с тобой были люди, готовые поддержать тебя, подставить плечо в любой ситуации. Моя семья тоже ведь пожертвовала очень многим, уехав из Петербурга в Москву, поверив, что моё спортивное будущее стоит этих жертв. Это, кстати, заставило меня очень рано повзрослеть. Я вырос на Петроградке, в центре Петербурга, и даже для меня, несмотря на юный возраст, переезд воспринимался болезненно, не говоря уже о родителях.
— Питер по-прежнему остаётся главным для вас городом?
— Это моя душа. Я не перестану повторять, что очень благодарен Москве, за возможность заниматься любимым делом, достигать определённых высот в профессии. Но душа моя остаётся там, на северо-западе, неважно, приезжаю я по работе или просто навещаю родственников. Приземляюсь в «Пулково» и понимаю: я дома!
— Какой результат в этом сезоне сделает вас счастливым?
— Вы можете посчитать мой ответ шаблонным, но я не назову баллы или места. Мне хочется, чтобы в первую очередь наше с Лизой катание было запоминающимся и осознанным. Я привык жить по принципу: если за что-то берёшься, нужно делать это хорошо. В этом плане мой внутренний критик никогда не спит. Постоянно стараюсь анализировать, что ещё мог бы улучшить. Возможно, кстати, именно это в моём случае является двигателем прогресса. Понятно, что все мы переживаем на соревнованиях стресс, презентовать публике программу, особенно когда она новая, всегда бывает волнительно, но мне хотелось бы чувствовать, чтобы после проката смог честно себе сказать: сегодня мы классно сделали свою работу!
— Такое в вашей карьере часто случалось?
— Есть прокаты, которые, безусловно, стоят особняком. Одним из них было наше с Аллой Лободой выступление в финале Гран-при в Барселоне, где мы катали ту самую «Жизель», о которой я уже рассказывал. Там я впервые поймал ощущение, что во всём зале только мы вдвоём. И что мы сейчас как возьмём, как жахнем! Откатались действительно хорошо.
Ещё у нас с Аллой была «Малагуэнья» на нашем последнем чемпионате мира среди юниоров, а с Елизаветой Шанаевой — «Шехерезада» в финале Гран-при России в Петербурге. Наверное, сейчас для меня самый главный критерий, чтобы мы с Лизой (Шичиной. — RT) вышли на лёд, и откатались именно так — наотмашь.
Свежие комментарии