В 2000—2017 годах в США в результате массовых расстрелов погибли около 800 человек, ранения получили более 1400. При этом по статистике наиболее тяжёлая ситуация сложилась в 2017-м: 138 убитых и 729 пострадавших. В октябре президент РФ Владимир Путин, говоря о трагических событиях в колледже в Керчи, отметил, что Россия в этом отношении страдает от «глобализации»: в интернете созданы целые сообщества, посвящённые стрельбе в американских школах.
В интервью программе SophieCo на RT психолог, автор книг «Школьные стрелки» и «Почему дети убивают» Питер Лэнгман рассказал, как бороться с подобными преступлениями.— Шесть лет назад Америку потрясла стрельба в начальной школе Сэнди Хук. Что побуждает молодых людей и подростков браться за оружие и почему подобные трагедии продолжают происходить? Если говорить о случаях стрельбы в школах, они становятся всё более частыми, всё больше жертв. Можно ли сказать, что это тенденция в США? И чем это вызвано?
— Трудно сказать наверняка. Официальная статистика обычно на пару лет отстаёт от реальности. Но, разумеется, проблема остаётся крайне серьёзной — независимо от того, выросло за последние годы число случаев или осталось на прежнем уровне. Мы очень обеспокоены этими нападениями.
— Джесси Осборн, открывший в 2016 году стрельбу на территории школы в Южной Каролине, признался, что хотел убить больше человек, чем Адам Ланза, который в 2012-м устроил бойню в начальной школе Сэнди Хук. Как вы думаете, масштабы подобных массовых убийств могут увеличиться, если теперь стрелки пытаются превзойти друг друга?
— Иногда стрелки действительно ориентируются на предыдущие нападения — как в случае с Джесси Осборном. Они знают, сколько жертв было раньше, и порой стремятся превзойти своих предшественников. Но большинство преступников не имеют никакой связи с прошлыми случаями. Их действия вызваны собственными чувствами острой тоски и гнева и никак не соотносятся с другими убийствами. Они не пытаются кого-то имитировать или кому-то подражать. Не следует относить всех школьных стрелков к одной категории. Не все из них идут по стопам своих предшественников. Не все пытаются таким образом прославиться или убить больше человек, чем другие.
— Какова главная причина таких поступков? Есть то, что их объединяет? Помимо того, что они, скорее всего, страдают психическими расстройствами.
— В ходе исследования я выделил три категории школьных стрелков. Первая — психопатический тип. Это люди, страдающие нарциссизмом, лишённые эмпатии и с завышенным самомнением. Вторая — психотический тип. Это люди с такими серьёзными расстройствами, как шизофрения, они могут страдать от галлюцинаций и бреда. Третью категорию я называю «травмированные школьные стрелки». Эти дети обычно живут в крайне неблагополучных семьях, где царит домашнее насилие. И хотя люди, принадлежащие к трём категориям, могут совершать одинаковые преступления, они делают это по совершенно разным причинам. А потому неверно будет искать общий шаблон и относить их всех к одному типу.
— Есть мнение, что СМИ не следует называть имя стрелка при освещении нападения. Это правильно?
— Да, у некоторых СМИ есть установка уделять личности преступника как можно меньше внимания: его имя либо называют крайне редко, либо не упоминают вовсе. То же относится к публикации его фотографий. Ведь некоторые стрелки действительно иногда ссылаются на своих предшественников или пытаются им подражать. То есть суть в том, чтобы сосредоточить внимание не на преступнике, а на обычных людях, на жертвах и выживших, а также на том, как оправиться от трагедии. И заодно это способ рассказать зрителям о тревожных сигналах в поведении детей и о возможностях предотвратить насилие в будущем.
— Вы как-то сравнили стрельбу в школах с терактами. По-вашему, те, кто устроили бойню в парижском театре «Батаклан», страдают от таких же психических расстройств, как представители первых двух типов американских школьных стрелков?
— Разные типы выделяют и среди террористов. Есть те, кто связан с некими организациями. А есть одиночки или агрессивные экстремисты, которые действуют самостоятельно. Даже здесь сложно делать обобщения: разные типы террористов совершают разные нападения по разным причинам. Но если говорить главным образом о тех, кто действует в одиночку и не связан ни с какими группировками, то, по данным моих исследований, у них и у школьных стрелков действительно прослеживаются некоторые схожие черты.
— Есть какие-то коренные различия между стрельбой в школах и массовыми расстрелами в общественных местах, как, например, на концерте в Лас-Вегасе?
— Массовые расстрелы, происходящие в школах и в других местах, зачастую похожи. Если нам сообщают достаточно информации о преступниках (а такое происходит не всегда), зачастую их можно отнести к тем категориям, которые я выделил. Я имею в виду типы школьных стрелков, в частности психопатический и психотический. То есть массовые расстрелы не только в школах, но и в других местах устраивают люди с такими расстройствами.
— Некоторые из стрелков, о которых вы пишете, например молодой человек из Финляндии, а также Брейвик объясняли свои действия политическими мотивами. Следует ли нам уделять больше внимания политической стороне дела? Или это лишь катализатор для человека с расстройством?
— Да, норвежец Андерс Брейвик утверждал, что у него есть политический мотив. И всё же, если мы изучим его как личность, то увидим, что у него долгое время наблюдались некоторые явные странности. Думаю, поступок Брейвика — это не просто политический мятеж. У него были серьёзные психологические проблемы, сложности личностного характера.
— В большинстве случаев стрелки организуют в соцсетях «утечку информации», в которой есть намёк на их намерения. Чем это вызвано? Это просто хвастовство или же скрытая мольба о помощи?
— Так называемые утечки информации о намерениях могут принимать разные формы и объясняться разными причинами. Иногда очевидно, что люди просто хвастают перед друзьями, либо, если пишут в сети, перед всеми на свете: «Смотрите, что я сделаю!». В других случаях они делятся своими планами с близкими, предупреждают их о том, что надо держаться подальше от такого-то места, чтобы те не пострадали. Ясно, что это уже другой мотив. Иногда они сливают свои планы в сеть, чтобы побудить кого-то из приятелей совершить нападение вместе. Вот и ещё один мотив. Но не знаю, бывает ли вообще такое, чтобы за этими словами стояла мольба о помощи. Ведь когда друзья придают этим словам слишком большое значение и начинают интересоваться, всерьёз ли человек говорит об атаке, он тут же переводит всё в шутку. Так что едва ли стрелки действительно хотят, чтобы их кто-то остановил.
— Итак, если не брать прямое сообщение о грядущей стрельбе, на какие тревожные сигналы следует обращать внимание?
— Зачастую сигналы опасности и тревожные признаки довольно очевидны. Люди в открытую будут сообщать о своих планах, писать об этом в интернете, в соцсетях, обсуждать с друзьями. Порой они довольно откровенно рассказывают о намерении совершить акт насилия. Но бывают и ситуации, когда это не совсем понятно. Вам может казаться, что человек просто проявляет чрезмерный интерес к случаям стрельбы в школах или к какому-то убийце из прошлого. Таких людей чрезвычайно увлекает тема насилия, они уделяют слишком большое внимание огнестрельному и другому оружию. Это может быть не такой очевидный, но всё же серьёзный тревожный сигнал.
— Как отличить реальную угрозу от надуманной, от глупых шуток и лжи?
— В поведении человека следует искать признаки, которые указывают на то, что готовится нападение. Предпринимает ли он какие-то действия, чтобы осуществить план? Кто-то может выдать угрозу, рассердившись. Кто-то может шутить или даже фантазировать на тему того, как совершит атаку. Но если никаких шагов на практике нет, значит, нет и непосредственной угрозы. Но совсем другое дело, если люди запасаются оружием, делают взрывные устройства или рисуют план школы, чтобы решить, какие входы и выходы использовать, откуда вести стрельбу. Если они собирают данные и детально планируют нападение, в таком случае это не просто мысль или фантазия, всё серьёзно. Поэтому важно обращать внимание на поведение, характерное для готовящегося нападения.
— Вы говорите, что шаблонного портрета стрелка не существует, это разнородная группа. Некоторые школы пытаются при помощи искусственного интеллекта выявлять тревожные признаки в поведении учащихся в интернете, особенно в соцсетях. Может ли это стать решением? Есть некие общие алгоритмы, полезные для определения угрозы?
— Я бы не сказал, что искусственный интеллект сам по себе является решением, но он может стать его элементом. И он точно способен внести вклад в обеспечение безопасности, поскольку, как мы говорили ранее, есть много тревожных признаков, и иногда они проявляются в соцсетях. Возможно, программа будет фиксировать определённые ключевые слова или фразы и предупреждать школьную администрацию или полицию, что к такому-то ученику нужно присмотреться — например, поговорить с ним самим или его друзьями. Так что искусственный интеллект может быть частью решения, потому что иногда в сети происходят «утечки информации».
— Вы говорили, что наказание — не лучший вариант в случае с учеником, который проявляет склонность к насилию. Это может лишь ожесточить его. Как школам следует вести себя с теми, кого подозревают в намерении совершить преступление?
— Если школа ограничивается наказанием, таким как отстранение от занятий на два-три дня или даже исключение, значит, она не проводит надлежащее расследование, это увеличивает риски. Простая попытка убрать ученика из школы не помешает ему вернуться и совершить преступление — в тот же день или на следующий, или через неделю, или даже через месяц. Так что, если вы опасаетесь стрельбы в школе, простое отстранение от учёбы или исключение проблему не решит. Без детального анализа угрозы вы можете даже не осознавать глубины проблемы. Это не значит, что к школьнику никогда не следует применять вышеупомянутых мер. Но если не провести оценку угрозы и не установить, насколько реальна опасность, вы не помешаете ему совершить нападение. Так что в действительности это не решит никакой проблемы.
— При работе с потенциальными школьными стрелками у вас бывает ощущение, что вы сумели предотвратить трагедию, отговорили кого-то от преступления?
— С такими подростками я работаю уже 12 лет, и никто из них не устраивал стрельбы в школе. Выходит, если выявлять таких учеников достаточно рано, оказывать им необходимую поддержку и проводить лечение психических расстройств, они смогут выйти из кризиса и жить нормально. Они уже не станут проявлять насилие, которое, собственно, и встревожило окружающих и побудило оказывать помощь. Я считаю, что психотерапевтическое вмешательство может сыграть важную роль, уберечь наших детей от беды, и они будут спокойно жить дальше.
— Нынешнее поколение учащихся выросло в мире, где массовые расстрелы (такие, как в школе «Колумбайн») становятся обыденностью. На сайте Newsweek ваш список вопросов и ответов о стрельбе в школе помещён в раздел «Культура». Это теперь неотъемлемая часть американской культуры?
— Знаете, сейчас в школах регулярно отрабатывают порядок действий в той или иной экстренной ситуации — так же, как вот уже много лет детей готовят к поведению в случае пожара. Так что по-своему отработка мер безопасности — это элемент культуры.
— В одной из своих работ вы отмечаете, что нет прямой связи между расстрелами в школах и тем, что в том или ином округе так много оружия у жителей. Иначе все подростки, имеющие лёгкий доступ к нему, совершали бы преступления. Вы хотите сказать, что проблема не связана главным образом с вопросами контроля над огнестрельным оружием? Как же так? Ведь если бы не было возможности легко достать его, не было бы и случаев стрельбы!
— Если мы говорим о малолетних преступниках, то они, как правило, берут то оружие, которое есть дома. Их родители владеют им на законных основаниях. И здесь в большей степени речь идёт о том, чтобы научить людей лучше обеспечивать надлежащее хранение оружия дома. Более чем в 90% изученных мною случаев подростки попросту берут оружие, принадлежащее их родственникам. Иными словами, требуется не столько ужесточать законы, сколько добиваться от людей, чтобы они правильно его хранили.
— Вы отмечали, что СМИ, рассказывая о событиях по горячим следам, зачастую допускают много неточностей. А затем, когда ситуация проясняется, журналисты и общественность успевают переключиться на другие вопросы. Насколько хорошо мы в действительности знаем эту тему?
— Ложной или неточной информации о школьных стрелках действительно много. Это очень сложная тема. А большинство американцев, конечно, не специализируются на глубинном анализе и, вероятно, имеют самые базовые представления о проблеме. Это приводит к разным заблуждениям насчёт людей, которые устраивают стрельбу. Вопрос сложный, простых ответов нет. И трудно донести до общественности, насколько это в принципе многокомпонентное явление.
— По вашим словам, если говорить о связи между насилием на экране и стрельбой в школах, здесь не так всё просто. С одной стороны, большинство тех, кто играет в GTA или Call of Duty, не склонны затем идти и убивать людей в реальности. Но с другой стороны, потенциальные преступники видят тут примеры для подражания и своеобразную легитимизацию насилия. Как думаете, есть основания пересмотреть то, как насилие представлено в культуре?
— Нам определённо стоит обращать внимание на то, чем заняты наши дети. И это, пожалуй, больше вопрос родительского воспитания, чем чего-то ещё. Между насилием на экране и в жизни трудно проследить прямую зависимость, потому что подавляющее большинство тех, кто посмотрит жестокий фильм или сыграет в видеоигру, никогда не пойдёт убивать реальных людей. Возможно, в редких случаях (когда человек уже на пути к преступлению) какая-то связь существует. Но в целом сцены жестокости в фильмах или играх к насилию не приводят.
— После стрельбы в феврале 2018 года в одной из школ Флориды Дональд Трамп предложил вооружать учителей. С точки зрения психологии, если человек намерен устроить в классе бойню, присутствие вооружённого педагога его остановит?
— Думаю, что нет. Зачастую те, кто устраивают стрельбу, уже готовы умереть — застрелиться или погибнуть от чужой пули, например полицейской. Поэтому я не считаю, что присутствие в школе другого вооружённого человека кого-то остановит. В учебных заведениях, где есть охрана, тоже открывали стрельбу. Так было и в случае со школой «Колумб́айн». Определённо, сдерживающим фактором это не стало.
— А как присутствие огнестрельного оружия на занятиях может повлиять на атмосферу в классе? Как думаете, школьники будут чувствовать себя в большей безопасности? Или есть риск, что это будет подстёгивать педагога или учеников к агрессивному поведению?
— Разные ученики могут реагировать по-разному. Сейчас во многих школах есть полицейские, которые дежурят там с огнестрельным оружием. Но это профессионалы. Их также готовят к тому, как общаться с детьми, налаживать взаимоотношения и так далее. И думаю, что их присутствие в школе — это благоприятный фактор.
— Опираясь на свой профессиональный опыт, скажите, возможно ли искоренить подобную проблему раз и навсегда?
— Не знаю, можно ли её искоренить, но точно надо постараться свести подобные нападения к минимуму. Как я уже говорил, необходимо рассказывать людям о тревожных сигналах, развивать системы оценки угроз и другие технологии. Всё это поможет выявить потенциальных преступников и остановить их до того, как они совершат нападение.
Полную версию интервью смотрите на сайте RTД.
Свежие комментарии