Умение судей адекватно и компетентно делать свою работу, имеет колоссальное значение в фигурном катании. Такого мнения придерживается исполняющий обязанности президента ФФККР Антон Сихарулидзе. По его словам, он понимает это лучше, чем кто-либо другой, поэтому требует от них максимальной объективности.
В интервью RT олимпийский чемпион в парном катании рассказал о взаимодействии с ISU и дружбе с Евгением Плющенко, отметил самобытность одиночниц и прогресс молодых танцоров, а также отказался «вмешиваться» в спор двух ведущих российских спортивных дуэтов.— В 2008-м вы возглавили в Госдуме комитет по физической культуре и спорту, а несколько позже сказали в интервью, что устали от фигурного катания и даже испытываете неловкость, продолжая выходить на лёд во всевозможных шоу в роли Чарли Чаплина. Мне тогда показалось, что тему фигурного катания вы для себя не то чтобы закрыли, но как бы её переросли. Сейчас же снова с головой окунулись в этот вид спорта в качестве руководителя. Что стало триггером, который зародил желание вернуться в фигурное катание?
— К концу спортивной жизни мне действительно ощутимо захотелось заниматься какими-то другими вещами, развиваться, учиться. Весь этот период жизни я, тем не менее, следил за фигурным катанием, продолжал общаться с Тамарой Москвиной, с её ребятами. Ну а потом, как это часто бывает, сработали обстоятельства.
— Например?
— Например, я всегда мечтал сделать Тамаре Николаевне собственную школу, но понимал: чтобы это организовать, помимо моего желания необходимы определённые средства. По мере того, как шла жизнь, что-то начало получаться в деловых проектах, я стал более широко смотреть на свои возможности, и в один из моментов, когда моя компания уже сотрудничала с «Газпромом», у нас случился разговор с Алексеем Миллером. Мы разговорились о фигурном катании, о Москвиной, и я, признаться, был сильно удивлён тому, что Алексей Борисович очень много знает о нашем виде спорта — как о прошлом, так и о современном. Знает по именам не только российских спортсменов, но и тех, с кем они соперничают в мире.
Ну а спустя какое-то время в Санкт-Петербурге открывалась новая тренировочная арена. Мы тогда снова встретились, и он предложил: может быть, на этой арене нам и сделать школу Москвиной?
— И вы ухватились за эту идею?
— Именно. К строительству катка я не имел отношения, но содержать школу Москвиной с самого начала стала наша компания «Газэнергосервис».
— Тамара Николаевна была в курсе, что для неё создаётся подобная школа, или это стало сюрпризом?
— Когда стало ясно, что проект будет реализован, конечно, она была вовлечена в процесс. Мы обсуждали самые разные аспекты, в том числе и тренерский состав. Вели переговоры с наставниками и специалистами, причём кто-то отказывался, потому что не верил, что идея реальна. Нам и самим было важно определиться: эта школа — она про что? Про деток или про больших спортсменов, про парное катание или про одиночное? Или вообще про все виды сразу, как это в итоге и получилось. Мне, например, очень хотелось, да и сейчас хочется, чтобы в Питере активно развивались танцы, с которыми до недавнего времени в нашем городе был совсем провал, а сейчас прекрасно работает со своими дуэтами Елена Соколова.
Вот так у меня произошло первое плотное соприкосновение с фигурным катанием после того, как я вроде бы с ним закончил. Ну а потом как-то сам по себе возник вопрос, что в Питере беда с федерацией фигурного катания: не было ни структуры, ни стратегии, ни бюджета, ни реального руководителя, да и общая ситуация с видом спорта выглядела достаточно плачевной.
— И вы выступили в роли спасателя?
— Примерно так и было. Сейчас питерская федерация фигурного катания — это очень стройная структура, где всё прозрачно, чисто, начиная от стипендий и заканчивая выплатами за победы в соревнованиях. Всё подробнейшим образом прописано в документах, и мы не отступаем от этой системы ни на шаг.
— Спорт — это достаточно большие расходы. Они как-то окупаются?
— Нет, конечно. Но тут надо сказать следующее: любая спортивная федерация — это общественная организация. Если ты берёшься этим заниматься, должен отдавать себе отчёт, что речь идёт не о бизнесе. А о том, чтобы не брать, а отдавать.
Сейчас, по истечении нескольких лет работы, я только утвердился во мнении, что во главе федерации в нынешних условиях должен находиться человек, который финансово никак от этой должности не зависит.
— Вам приходится работать с людьми, многие из которых помнят на льду Сихарулидзе — фигуриста. Не случается ощущать, что к вашим словам и решениям более старшие коллеги могут относиться не всерьёз, а с некоторой долей снисхождения и скептицизма?
— Понимаю, о чём вы говорите, но, работая в ФФККР, я такого не ощущал. Всё же у нас всегда были разумные, вменяемые люди, которые понимают, что 15 лет, которые я провёл после спорта как управленец, занимаясь общественной и политической деятельностью, а также бизнесом, дают о себе знать. В этом плане я прошёл очень большую и хорошую школу, когда мы поднимали свою компанию и ставили её на ноги. Сейчас в «Газэнергосервисе» работает около 5 тыс. человек, это серьёзнейшая организация.
Вообще мне кажется, что коллеги очень чутко и внимательно относятся к каким-то моим мыслям как раз потому, что видят в этом разум, сбалансированную позицию. Это очень важно в спорте. Ведь каждый тренер так или иначе болеет прежде всего за своих учеников, не слишком обращая внимание на то, что происходит вокруг.
— Не ожидала, честно говоря, что вы решитесь вмешаться в работу судейского корпуса. Понимаю, что к арбитрам возникает множество вопросов по ходу сезона, но это свой мир, со своими законами, в том числе — неписаными, да и вообще принято считать, что с арбитрами не спорят.
— Сейчас действительно много говорят о спортсменах, тренерах, иных специалистах, о федерации в целом, а вот о судьях вспоминают разве что в тех случаях, когда случается какой-то скандал. Но давайте попробуем разложить всё по полочкам. Есть федерация, которая привлекает средства, находит спонсоров, организовывает и проводит турниры и так далее. Есть спортсмены, тренеры и прочие специалисты, которые работают на результат, и это — колоссальный труд. Но когда спортсмен откатал программу и уходит со льда, последнее слово остаётся за судьями.
ФФККР формирует взрослую и юниорскую сборную, но по факту формирует её, опираясь на результаты работы арбитров. То есть, если мы посмотрим на ситуацию со стороны, то увидим, что умение судей адекватно и компетентно делать свою работу, имеет колоссальное значение. Я это понимаю лучше, чем кто другой, поэтому у меня очень простой принцип: максимальная объективность.
Понятно, что есть человеческий фактор: фигурное катание — это не секундомеры, а люди. Они могут быть пристрастны, что-то нравится меньше, что-то — больше, помимо всего прочего они могут ошибаться.
— Я бы сказала, что определённая «вилка» мнений входит в правила игры.
— Плюс — сами правила Международного союза конькобежцев (ISU), по которым мы живём, подразумевают эту вилку. Зачастую зритель или тренеры, которые болеют за своих учеников, могут быть недовольны оценками, а они реально объективны. Как бы то ни было, судейская тема — это сейчас одно из важных направлений нашей работы. Я, например, не признаю ситуаций, когда люди при выставлении оценок руководствуются именем и авторитетом тренера или чем-то подобным. На лёд выходят спортсмены и все они в глазах судей до начала выступления должны быть равны. И арбитры должны увидеть и оценить то, что каждый из фигуристов в данный момент делает на льду.
— При этом даже сторонние зрители зачастую обращают внимание на то, что фигуристам штаба Этери Тутберидзе гораздо реже, чем остальным, снижают баллы за недокрученные прыжки и неправильные рёбра.
— Мне раньше тоже неоднократно рассказывали, что к фигуристкам из этой группы судьи более лояльны, замечают меньше ошибок, но сегодня я этого не вижу. Да, у нас есть лидер — Аделия Петросян, которую я считаю гениальной фигуристкой. У неё есть всё: компоненты, вращения, дорожки, многооборотные прыжки, причем она их выполняет не только на тренировках, но и на соревнованиях. Плюс — она очень стойкая и умеет выступать. Конечно, неправильно говорить о спорте в сослагательном наклонении, но, если бы мы действительно принимали участие в чемпионате мира и Аделия откаталась в свою силу, я вообще не вижу, кто мог бы с ней соперничать.
Но давайте вспомним недавний этап Гран-при России в Питере. Его выиграла Алина Горбачёва, которая работает у тренеров, ранее никогда не выступавших на больших международных турнирах. Выиграла у ученицы Этери — Софьи Акатьевой, у ученицы Жени Плющенко — Софьи Муравьёвой. Человек вышел, здорово откатался и стал первым. Я вообще был потрясён. Четверной сальхов, который Алина прыгнула в произвольной программе, — какая-то фантастика. Не каждый парень способен на такой.
Или взять Веронику Яметову. У нас сейчас принято считать, что всё женское одиночное катание — это Москва или Питер. Но Вероника катается на высочайшем уровне, представляя регион. Она невероятно самобытна, и мы ей очень дорожим. Это настоящая, мощная спортсменка. Вы же и сами наверняка видели, какой эффект на зрителей она производит.
— Знаю, что вокруг Яметовой сейчас постоянно идут разговоры, мол, настал тот момент, когда надо перейти на какой-то новый качественный уровень. Иначе говоря — сменить тренерский штаб. Как бы вы отнеслись к такому переходу? В своё время вы ведь и сами уходили от Людмилы и Николая Великовых к Тамаре Москвиной, под руководством которой добились наиболее значимых побед.
— Я, кстати, только один раз в жизни переходил от тренера к тренеру, а это немного. Что до Яметовой — разумеется, я не сижу часами на её тренировках, но вижу на соревнованиях, как она взаимодействует с тренером, как хорошо они понимают друг друга. Когда между спортсменом и его наставником есть подобное взаимопонимание, я бы вообще не говорил о том, что надо куда-то переходить. Скорее даже сказал бы, что этого делать не нужно. Потому что на свой нынешний и реально классный уровень Вероника вышла именно в Екатеринбурге.
Другой вопрос, что мы всегда можем подключить к этой группе специалистов по самым разным направлениям, если возникнет такая необходимость. Всё это можно делать в выездном режиме: приехали, поработали над программой или над какими-то элементами, уехали.
— Сразу вспоминаются пермские спортивные пары. Как только Павел Слюсаренко понял, что помимо высококлассных элементов нужны столь же качественные постановки и стал привлекать к работе со своими спортсменами хороших специалистов, фигуристы тут же перестали стремиться в Москву или Питер.
— Об этом я и говорю. Меня вообще радует, что в женском одиночном катании у нас много хороших и очень разноплановых девочек, многим из которых уже 16—17 лет. И, заметьте: мы с вами уже перечислили спортсменок из четырёх тренерских групп. Та же Муравьёва у Евгения Плющенко в прошлом году выглядела блестяще. Это серьёзная спортсменка.
— По словам тех, с кем Соня работает, она выросла за лето на 6 см, поэтому и идёт некая разбалансировка...
— Уверен, что она с этим справится. Считаю, потенциал у неё колоссальный.
— За кого вы болеете в противостоянии Анастасия Мишина — Александр Галлямов и Александра Бойкова — Дмитрий Козловский?
— Какой бы ответ я вам сейчас не дал, боюсь, он прозвучит с моей стороны не совсем корректно. Здесь, кстати, тоже есть отсыл к судейской теме. Обе пары находятся на высоченном уровне и выяснить отношения между собой могут только в момент, когда катают конкретную программу на конкретных соревнованиях. Иными словами, это реальная схватка, в которой на карту поставлено всё, что наработано за годы тренировок. На мой взгляд, было бы просто подлостью пытаться подыгрывать в такой обстановке одному из участников.
— Ну так аналогичную ситуацию мы сейчас имеем не только в парном катании.
— Согласен. У тех же одиночников-мужчин от турнира к турниру ты не знаешь даже, кто окажется в тройке, настолько всё плотно и непредсказуемо. Те результаты, которые я в этом сезоне вижу на турнирах, представляются мне объективными. И это обеспечивает очень мощный прогресс. Да, возможно, сегодня наши молодые ребята не будут первыми на Олимпийских играх, но через три — четыре года, я уверен, они смогут реально бороться за первую мировую тройку.
— Общаясь с судьями, вам приходилось идти на то, чтобы принимать административные меры?
— Пока ещё нет. Первый большой разговор у нас состоялся после сентябрьских прокатов сборной в этом сезоне. Мне было важно понять, как люди сами видят ситуацию. Многое совпало с моими собственными мыслями, и я очень этому обрадовался, скажу честно. В тех же танцах год — два назад вообще, считайте, не было никакой внятной конкуренции. Сейчас же молодые дуэты подросли так, что начали вставать на одну ступеньку с теми, кто в прошлом году был лидером. И арбитры это подметили и отразили в оценках. Это колоссальный шаг, за который я очень нашим судьям благодарен.
— В своё время Алексей Мишин очень образно подметил, что никогда не надо торопиться списывать ветеранов, они должны быть заживо съедены молодыми. Мне кажется, мы вот-вот начнём наблюдать в танцах именно этот процесс.
— Я бы сказал, что лидерам всегда бывает намного сложнее. Те же Александра Степанова с Иваном Букиным много лет были ориентиром, за которым тянулись все остальные. Но чем выше поднимается спортсмен в своём мастерстве, тем сложнее ему становится прогрессировать. А те, кто только начинает карьеру, прыгают, условно говоря, через ступеньки. Саша с Иваном и сейчас в некоторых компонентах выглядят мастеровитее, возможно, продолжат побеждать и в этом сезоне смогут, но разрывы между ними и остальными уже настолько незначительны, что любая ошибка может сбросить с пьедестала.
— В ходе питерского этапа Гран-при мои коллеги обратили внимание на то, как активно вы болели за Василису Кагановскую и Максима Некрасова.
— О, да, уже прочитал об этом. Наверное, дело в том, что я всё ещё воспринимаю соревнования не как чиновник, а как спортсмен, проживший в фигурном катании большую жизнь. Не так часто случается, особенно в танцах, когда люди не просто становятся конкурентоспособными в самые сжатые сроки, но выходят на соревнования и катают всё чисто и по-хорошему нагло. Меня это восхитило, скажу честно. Я вообще очень рад тому, что Василиса и Максим не одни такие. Что у нас появилось сразу несколько прекрасных и очень голодных до успеха дуэтов. Надо же и о будущем думать?
— Вы много лет дружите с Плющенко. Бывают ситуации, когда Евгений обращается к вам с просьбами о помощи?
— Не случалось пока ещё ни разу. У него возникали ситуации, когда нужно было разрешить какой-то конфликт при том, что обе стороны были по-своему правы. И я пытался брать на себя роль посредника. Но в этом нет никакой доблести: иногда третий человек нужен всего лишь для того, чтобы посмотреть на проблему нейтральным взглядом и посоветовать, как сделать так, чтобы обе стороны ушли победителями. В остальном я просто не вижу, о чём меня может попросить Плющенко. Поддержать своего спортсмена? Это вряд ли: Женя прекрасно знает, как я отношусь к судейству, и разделяет мою позицию.
— Никогда не ожидала, на самом деле, что Плющенко окажется способен с головой погрузиться в тренерскую профессию.
— Я очень рад, что он такую дорогу выбрал для себя — тренерскую. Это реально благородная стезя. Я вообще очень люблю тренеров. Все они фанатично преданные своему делу люди, часто бессеребренники, но по-настоящему мощные личности. Отдают себя детям, спорту, неважно какому именно, без какой бы то ни было корысти. Мне очень импонирует такое внутреннее отношение к жизни, к миру, к детям. У Жени это тоже есть. Он с невероятным интересом и желанием относится к работе. Берёт лучшее, что было у него с Алексеем Мишиным, добавляет какие-то свои фишки. Мы дружим уже много лет и могу сказать, что Плющенко и спортсменом был очень вдумчивым. Умел всё: готовиться к турнирам, настраиваться на них, соревноваться. А не так, что вышел, попрыгал, а дальше — как получится. Поэтому мне кажется, что со временем он может стать очень серьёзной фигурой в тренерском мире.
— Сейчас много говорится о моменте, когда российских спортсменов начнут возвращать на международные турниры. Почти от всех руководителей спортивных федераций я слышу фразу «Работа ведётся».
— Не знаю, как обстоят дела у других, а про нас могу рассказать. К счастью, в Международном союзе конькобежцев, куда входит фигурное катание, есть очень вдумчивый, мудрый и понимающий жизнь президент — кореец Ким Джэёль. Когда я пришёл в ФФККР, мы уже не имели возможность общаться напрямую, но контактировали в Zoom. То, что я вижу и слышу со стороны президента ISU, у меня вызывает уважение.
— Как часто вы общаетесь?
— Не часто. Но общаемся мы не только с ним, но и с генеральным директором организации, со многими коллегами из самых разных стран. Если говорить про мои внутренние ощущения, уверен, что российское фигурное катание скоро вернётся на международную арену. К этому есть определённые предпосылки. В ISU видят, как сильно мы любим вид спорта и как способствуем его развитию, несмотря на изоляцию. Даже за советами обращаются по каким-то вопросам.
— По каким именно?
— Интересуются, например, тем, как нам удалось создать систему соревнований, так сильно востребованных зрителями. Спрашивают, что мы думаем о нынешней судейской системе, какие бы изменения хотели в неё внести.
Дело даже не в том, что мы фанаты. Вся мировая история фигурного катания неразрывно связана с русскими. Мы принесли в развитие этого вида спорта очень многое, причём не только своими спортсменами, но и идеями, мыслями. Это огромная работа нескольких предыдущих десятилетий которую, что радует, наши западные коллеги способны по достоинству оценить. Собственно, они открыто говорят: нам очень импонирует, что вы так относитесь к фигурному катанию, что даже в условиях, в которых сейчас находитесь, на ваши соревнования идёт зритель, вы проводите турниры нового формата. Не удивлюсь, кстати, если в один из дней эти турниры станут международными.
— Сами вы планируете выезжать на какие-то крупные соревнования?
— Очень хочу. Но абсолютно точно никуда не поеду до тех пор, пока в международный спорт не вернутся наши ребята.
Свежие комментарии