Лилия Ревякина — мама поэтессы Анны Ревякиной, автора знаменитой поэмы о войне в Донбассе «Шахтёрская дочь». Женщина все 11 лет боевых действий живёт в Донецке и отказывается уезжать. В последнее время ведёт Telegram-канал «Донецкая мама», где делится зарисовками из своих будней и жизни города. Почему она считает себя хранительницей Донецка и в чём они с дочерью похожи — в интервью RT.
— Сложно ли вам быть мамой известного человека?
— Сложно, конечно. Надо осторожно себя вести, чтобы Ане не навредить какими-то не теми словами, поступками. Я люблю её, понимаю во всём и очень горжусь, конечно.
— Вы за творчеством Анны следите? Что-то, может быть, ей советуете? Или она спрашивает вашего мнения?
— Помните её поэму «Шахтёрская дочь»? Мы каждую ночь с ней обсуждали. Я была в курсе всех её стихов, очерков. Сейчас она далеко от меня, но советуемся всё равно. Она мне сбрасывает свои произведения, я читаю. Мнения у нас не совпадают иногда, но договариваемся обо всём.
— У Анны есть много стихов, посвящённых вам. Один даже так и называется — «Хранительница Донецка». Как вам кажется, это личное восприятие вашей дочери или вы себя тоже так ощущаете?
— С 2014 года я, может быть, на неделю или две выезжала к Ане в Москву, а все остальные 11 лет я здесь, в Донецке. Привыкла к обстрелам, вообще ко всему. И я не хочу отсюда уезжать. Иногда такое беспокойство бывает: всё надоело, а потом думаю — ну а там, вне Донецка, кто?
Да, я считаю себя хранительницей Донецка. Переживаю сильно, когда езжу по улицам, говорю: «Боже, мой любимый Донецк, он раненый опять сегодня».
Переживаю даже за эти розы, которые растут не так, как бы мне хотелось. А когда бываю на улице, где родилась и выросла, говорю с деревом, оно там с моего детства стоит. Смешно, но так бывает.
— Не смешно, а очень трогательно. То есть Донецк для вас абсолютно одушевлён, можно сказать, как родственник?
— Да, именно так. Я выросла в самом центре города. И стоит мне закрыть глаза, то вспоминаю каждый камешек. Проезжаю мимо своей школы и говорю: «Солнышко, ты хорошо выглядишь». Это всё живая часть меня, и я молюсь за Донецк, как за родных и близких. Я по специальности — экономист, в своё время окончила с красным дипломом Институт народного хозяйства им. Коротченко в Киеве, там же защитила диссертацию. И я могла там остаться и работать, предложения были, но вернулась в родной город.
— Вы ведёте Telegram-канал «Донецкая мама». Анна уговорила вас его создать?
— Чтобы она меня прямо долго уговаривала — нет. Но она говорила, что было бы правильно завести свой канал. Потому что меня многие знают, мне доверяют, я много чего вижу и слышу.
«Врать не будет»
— Как проходит ваш обычный день в Донецке?
— Утром встаю, завтракаю. Потом делами занимаюсь: у меня своя фирма, поэтому то в налоговую надо заехать, то с бухгалтером повстречаться, то в интернете посидеть. Потом еду в город — посмотреть, как там мой родной сегодня живёт. Возвращаюсь домой и тоже делами занимаюсь. А потом надо и Соловьёва посмотреть, потому что мне интересно, что они там говорят.
— Тяжело переносили разлуку с дочерью, когда пять лет назад она уехала в Москву?
— Буквально года три назад я каждое утро вставала и думала: так, надо поплакать. Если не поплакала, это было редкостью. Очень скучаю и по ней, и по внучке.
— Вы очень похожи внешне. Я сразу поняла, что вы мама Анны, когда впервые увидела.
— Мне часто в Донецке именно так и говорят: «Мама Ани идёт». Есть такой военкор Семён Пегов. Я как-то шла по улице, а он ко мне подходит и говорит: «О, Анина мама, здравствуйте». А я же его никогда в жизни не видела. Спросила, как он понял, что это именно я. Он ответил, что мы очень похожи.
— Сложно было с Анной в детстве?
— Аня была принципиальная, но очень усердная. Её не надо было заставлять учить уроки, ходить в музыкальную школу. Она всё делала сама — знала, что это ей надо. Но недаром же она получила три образования — Аня же ещё окончила наш факультет журналистики. Она и была, и остаётся очень работоспособной.
— Вас не удивило, что в итоге своё основное призвание она нашла именно в поэзии?
— Нет. Я пришла к выводу, что поэты — это не обычные люди, как мы. Ведь недаром же им даются эти высокие рифмы? Это всё от Бога, и я рада, что она себя нашла в этом.
Знаете, Аня вообще с детства была необычной. Когда дети начинают говорить, то обычно делают это отдельными словами: мама, папа и прочее. А Аня сыпала сразу предложениями. Я удивлялась, откуда она всё это знает. И тогда было непонятно, во что это выльется.
— Понятно, что для любой матери её ребенок в любом возрасте всё равно остаётся таковым. Вы Анне говорите до сих пор что-то такое? Чтобы шапку надела, если холодно?
— Конечно, это всё есть. Чтобы выпила горячего чаю, когда заболевает, например, и прочее. Но при этом Аня меня давно в чём-то переросла. И по опыту тоже, хотя у меня он будь здоров. Она даже заботу ко мне проявляет без вот этих всех «сюси-пуси». Всегда по делу, всегда поступками. И мне это очень нравится.
— Какие именно свои черты вы видите в дочери?
— Огромную работоспособность, честность, принципиальность. Иногда даже до смешного доходит: я как-то пришла с работы, устала и легла спать. Зазвонил наш домашний телефон. Я Ане говорю: «Возьми трубку и скажи, что я сплю». Ответ: «Мама, сама встань и скажи, что ты спишь». Она всегда говорит, что лучше промолчит, но врать не будет.
— У вашей дочери есть стих, посвящённый прабабушке Анне, и там есть мысль, что главное — это не отчество, а матчество. Вы с этим согласны? Можете сказать, что у вас в семье по женской линии есть какие-то качества, одинаковые на всех?
— Да, есть такие. Моя мама была экономистом, я и Аня — экономисты. Вторая моя дочь Лена — тоже. И какая-то схожесть характера есть. Мы любим говорить всё в глаза. Хотя иногда нам это и вредит: не все люди любят правду. И в целом стараемся жить честно. Любим помогать. Я вот не могу съесть кусок хлеба, если знаю, что мимо меня бежит голодная собака, обязательно её накормлю.
Мы все волевые и пробивные. Моя мама с двумя детьми пробыла тут всю оккупацию во время войны, причём случайно — разбомбили поезд, на котором они должны были уезжать в эвакуацию. Она ходила по сёлам, меняла вещи на еду, и всё это выдержала.
Я себя тоже считаю настоящей дончанкой. Мы крепкие и сильные. И я хочу, чтобы моя внучка Василиса была такой же. Я сама всю жизнь была на руководящих постах. И все знали, какой я могу быть строгой. Иногда я сама себе говорю, что характер у меня жуть.
— Почему жуть? Есть даже тост, когда желают кавказского долголетия и донецкого характера.
— Да, мы железные люди, это правда. Но при этом любим людей и жизнь, и верим в Бога. Я вот всегда ходила к Матронушке, и Аня с внучкой тоже ходят. Я верю в чудо, в моей жизни были чудеса, и это именно с верой связано.
— Что для вас чудом стало бы сейчас?
— Чтобы наступил мир. У меня папа русский, а мать украинка, как я могу в себе это поделить? Всегда надо себе говорить: «Всё будет хорошо», и никак по-другому.
Свежие комментарии